Нет, в этот раз парни были ее круга, но проигнорировали ее класс и классность отнюдь не из классовых различий. Она всем им понравилась. Это ж было видно. Они поехали веселиться втроем, как она понимала, и одного из них, счастливчика, она потом выберет остаться. Но что-то отвлекло ее, пошло не так, поехали не туда, а потом пришел чей-то брат и принес листик с картинками, и это вышибло их настолько, что один, самый приличный, Игорь из МГИМО, 5-й курс, плоско и нелепо взял ее за плечи, навернул на них куртку, сунул в руку сапоги и шапку, буквально вынес ее со всем эти добром на лестницу и сказал: «Вызвать такси или сама доберешься?» И это только за то, что она высказалась про альтернативных уток? Придурки!!!
— Сама доберусь, — машинально ответила Гурия, зачем- то задавила поднимающуюся волну ненависти и кротко кивнула, как она делала только в случае опасности, причем чрезвычайной.
За дверью она надела сапожки, куртку и шапку, спустилась во двор, тихо толкнула калитку, притворенную для своих обманным рычажком и вышла на улицу, где ей стало нечем дышать.
Куда она дела кошелек — непонятно, возвратиться в квартиру — немыслимо, а везти за так, а не за любовь, никто не хотел, и девушка подмерзла. Наконец, великорукий бесформенный юнец подобрал ее, никакую и дрожащую, пригласил в приличный автомобиль, причем своими большими руками держал только баранку, а когда она стала что-то ему говорить кокетливо-вызывающее, включил музыку, при этом катал ее по всему городу, и когда она спросила, куда мы едем, ответил ухмыляясь: «Хороший вопрос, ты не сказала куда везти...» — «Рылеева семь!» — проговорила она четко. Около пяти утра они были, наконец, в центре... Такое впечатление, что сначала он возил ее в Парголово. Потом нарисовался этот хмырь у арки с рекомендациями... И это в пять утра... Потом не отвечал страховочный телефон отца, банка для мелочи у дверей сияла пустотой, окурки на ковре, казалось, валялись здесь с прошлого века. Сколько она простояла у окна, часа два, наверное. «Ну дела!» Гурия прописала себе сауну, солярий, бассейн и глубокий сон. Все было близко, пешком и оплачено на год.
Итак, наваждений подобного рода у нее не случалось с тех пор, как они с Белкой выкурили что-то покрепче марихуаны и до утра ползали по полу в поисках выхода на кухню. Настроение, мелко дрожа, потянулось вверх. Она вдруг поняла, что мужикам можно мешать в чем угодно, даже вмешаться в секс, но нельзя запретить им спасать или гробить цивилизацию. «Ну, я устрою вам, мальчики, Святой Грааль! Только объявитесь». Звонок мобильника, мелодичный, как японский блюз, заставил ее вздрогнуть.
Игорь был сторонником Орденов. Партии новых и старых типов, пиаровские игры во влияние его занимали мало. Слою «консалтинг» вызывало у него оскомину, а Семен Дом- бровский ходил у него в друзьях. Игоря интересовали катализаторы в процессах власти, потому что он не был Игроком, но хотел им стать в ближайшее время. В это же ближайшее время он и собирался проесть ржавчину в системе управления и взять на себя некий узел. Диплом должен был завершить служение. До него оставалось полгода. Это было маятно. Заграницу он в своем ощущении жизни не выделял, и здесь в России себя дома особо не чувствовал. Кому-то выпало в империи родиться, так вот ему — нет. Наверное, придется жениться на этой Гурии и приблизить себя к Семье. Он собирался позвонить ей сегодня, послушать ее вопли и подъехать, — кажется, у нее здесь приличная квартира.
«Основание» с места не двигалось. Контекст тащил за собой все новые подробности и пока не прояснял ситуацию. Расследование обрело характер некой лавины и съедало больше времени, чем поиск важных катализаторов. Узнали они чертову кучу фактов, которые не складывались в пазл никакой аналитикой. Был ли Игорь внятным лидером компании — вряд ли, но сам чувствовал, что получит от горькой истины вокруг горстки американцев больше пользы, чем все члены этого шутовского Ордена. Швамбрания, да и только. Прошлый век неправильных отцов.
Игорь понимал, что копание в прошлом — паразитное занятие. Тем паче в чужом, тем паче — в чужих смертях. Но в будущее залезать себя способным не чувствовал и предпочитал найти старый клад и там решать, как употребить оный. В школе у него была кличка Алхимик, он завел ее сам и осторожно внедрил в класс. Португалец Куэльо посильно помог нему утвердить свой статус «просветленного юноши».
Мастеровые не знают ритуалов, поэтому с девчонкой так все и вышло. Пришел этот братец-оборванец и понеслось, он даже пытался поначалу включить ее в игру, куда там! Эта — слушает только шевеление своего маленького мизинчика. Кто ее пригласил-то? Агнец, что-ли? Может, он на нее запал? То- то даже не вспомнил вчера. «К двадцати пяти тебе надоест пить, обкуривать девчонок и пробиваться к властному пирогу, у тебя будет полно сил и все они сгорят, потому что ты не знаешь куда ползешь», — говорил ему отчим Петя. Из-за отчима мать уехала в Самару, из-за отчима он перестал с ней общаться, из-за отчима у него, Игоря, осталась прекрасная квартира в Москве и поэтому он согласился на это последнее напутствие. И вот ведь, черт, помнил его, как сейчас. Двадцать пять ему исполнялось ровно через полгода. Ребята еще спали. Игорь курил. Питер напоминал ему многие города Европы, но только из окна. Учеба в зарубежье примирила его с матерью, но вырезала два года из обучения в МГИМО. Теперь он был старшим в компании. Титула отца хватало не на все, и чем дальше отступал день его гибели, тем меньше вспоминали его соратники по кабинету. Нужно было жениться. Никаких других простых ходов не предвиделось. Хотелось сделать это с удовольствием. Игорь не был монахом, даже и отнюдь. Он был Игроком и метил в Проектанты. Вместо актов и антрактов он отмечал акторов и аттракторы, и одно из ответвлений последних хотел сделать своим, потом надуть его и «выйти в шведы». Игорь улыбался, на шведа он походил внешне. Мать его была на четверть немка, а в отце водились российские региональные черти всех мастей. Сын вышел высоким, русоволосым и многолобым. Иностранцы держали его за своего и удивлялись, что русский. «Нужно свозить ее в Париж!» — подумал Игорь, погулять, к тому же там у него были дела в Архиве, и неплохо бы заглянуть к Клер. Клер — единственная француженка, чье знание английского устраивало Игоря совершенно. Потом, их отношения были непостижимы, странны и остры, как покалывания кварца на мокрую кожу. Они не были любовниками. У них была разница в возрасте, цвете кожи и всех привычках. Игорь пережил Сорбонну только два месяца, но это время было отдано Клер. «В нашем поколении таких женщин нет», — подумал Игорь, но только она может ему помочь с этими дедами, которые по очереди нажали для себя смертельные кнопки и, похоже, знали, что делают, а вот он, Игорь, не знал. И это цепляло больше, чем остальное.
«Сегодня праздник у ребят // Ликует пионерия // Сегодня в гости к нам пришел // Лаврентий Палыч Берия», — насвистывал юноша, стоя у широкого окна с видом на просыпающийся Московский проспект. В просторных спальнях, посапывая на разные лады, спали еще двое заговорщиков. Программист ушел. Он был чужой, и дальнее родство со Шредингером его не извиняло. Он работал на них, иногда слишком уж въедливо. Если бы Игорь был разведчиком, он не выносил бы на дух креативных дворецких, которые считают, что театр начинается с вешалки.
