В моде были платья с рекламой. От их цены рекламодатель делал скидку. Разваливались они быстро, но и фирм к тому времени уже не было. Ни одна вещь не была вещью, даже обман был фальшивым и некачественным. Стройная ложь благоухала и излучала жизнь. Правда была неприглядна и увешана солеными огурцами.
Ефросинья сравнила вкус газеты и куплета и пришла к выводу, что не будет использовать их в готовке. Мир остановился, потом изменил масштаб, ускорился и вывернулся наизнанку. Никто ничего не заметил, все продолжали пить пиво.
Не церковь
Она ходила по городу, глядя на дома, и пыталась понять, зачем она здесь.
Дороги путались и становились всё менее знакомыми. Пролетел горящий самолет, прошла девушка без рук, асфальтовый каток тихонько ехал вдаль без водителя. Грузовик игриво подмигивал, но наехал всерьез, она еле увернулась в переулок. Навстречу попадались люди, совсем не похожие на людей, и здания без стен и фундаментов. Было пасмурно, но тепло, как в утробе. Неуютные облака дрались за место между людьми и солнцем. Погода густела, ее можно было есть ложкой. Ефросинья стояла около полуразрушенного здания с куполом и смотрела в проломы окон и дверей. Сквозь противоположные окна было видно, что сзади пасутся лошади.
— Что это за церковь? — спросила Ефросинья у кого-то рядом. Голос раздался длинным эхом.
— Это не церковь. За нее еще когда-то не люди сражались, — ответили ей тихо прямо в ухо.
Ефросинья оглянулась и увидела человеческую фигуру за поворотом ветра. Кто-то в форме человека стоял совсем рядом, но до него было далеко.
— Кто ты? — спросила она одними губами.
— Ты видишь меня часто, но не помнишь об этом. Я твой Белковый ангел. Скоро ты поймешь, зачем я подошел близко, скоро я расскажу тебе всё, как было и не было. А пока давай сыграем в шахматы на боль.
Он вытащил из складок одежды две половинки шара в черно-белых клетках, собрал их вместе и высыпал на него магнитные фигуры в виде людей, предметов, животных и домов, которые сразу притянулись к поверхности.
— Это сферические шахматы. Они символизируют Землю, клетки — добро и зло на ней. Фигуры — это герои, а ходы — события. Ты отрываешь фигуру от доски, показывая власть судьбы. В тот момент, когда фигура не касается основанием своей Родины, она переживает полет.
Она заметила, как он красиво фыркает, и присела на стену, наблюдая за его руками.
Ангел расставил шахматы по разным полюсам.
— Можно ходить как угодно, — пояснил он. — В зависимости от этого будет развиваться сюжет.
— А что будет, если я проиграю?
— Никто не проиграет, с сегодняшнего дня ты уже победила. А больно всегда — пока ты жива.
Он аккуратно сделал ход конем. Она просунула руку через ветер и передвинула фигуру в форме своего дома на черную клетку.
Убийцы
С потолка капало. Стены шатались. Одежда была вывернута. Собака вдали лаяла о чем-то страшном.
Она увидела, что у нее слишком большие руки и ноги и они как-то слишком близко к глазам. В открывшихся дверях стояли толпой местные мужики. Влюбленных и детей среди них не было.
— Зачем пожаловали?
— Мы пришли тебя убивать.
— А, значит, по делу.
Она неуклюже спустилась со ступенек, зашла в кусты, в которых был припрятан рояль, и тихо заиграла повторяющуюся мелодию. Сначала пальцы были велики для клавиш, потом проросли как вьюны и оплели всё вокруг.
Мелодия была томительно знакомой, теплой и тягучей. Убийцам захотелось стать лучше, выпить водки, просить прощения, закопаться в землю. Они обнимались и признавались в больших и маленьких грехах, кражах, изменах с чужими женами, некрасивых мыслях и корыстных намерениях. Их души становились всё более прозрачными, как банки, набитые копошащимися мелкими чудовищами. Вдруг мелодия замолчала, лица стали растерянными, а потом вновь злыми. Они увидели себя в прежнем освещении яркой тьмы, только зная много нового. Мат запузырился на усах, волосы на телах встали от ярости, подошвы свело, они кинулись друг на друга. У них появилось, за что мстить. Все дрались со всеми, забыв о Ефросинье. Кошки вылизывались в закатных лучах. Понемногу настали сумерки, дерущиеся превратились в силуэты на фоне густого неба. Их движения выглядели танцем.
Ефросинья достала диктофон и записала для истории: «Надевать маски надо поочередно на тех, кто хочет скрываться, и на остальных. Не бойся быть более живым, чем твои покойники. Потому что не бывает у человека два пупка и ни одного пупка — тоже не бывает. Все эти, у кого количество пупков отличается от обычного, это либо не человеки, либо не на самом деле».
Не дожидаясь конца драки, она зашла домой, поужинала сахаром и заснула на столе вместе с кошками. Ангел подсматривал с потолка — сверху они напоминали одновременно натюрморт, портрет и пейзаж.
Всякая фигня
— Оно вроде бы и не надо, а хватишься — есть!
Дряхлый старичок с подозрительно молодыми глазами стоял у входа в лавку «Всякая фигня», опираясь на заплатанный зонтик. Было три часа ночи, в свете фонаря кружилось множество мотыльков, похожих на моль.
— Вот, например, обратные часы. Пользуясь ими, станете моложе. Но забудете много полезного. Не всем нравится. А вот обманка для комаров — вы кладете в колбочку ложку своей крови, ее запах и тепло усиливаются при помощи запатентованного спирального диода — и можете спокойно ложиться спать. Комары влетают во вход-воронку конструкции «ухо» и не могут найти выход обратно. Правда, это может привлечь внимание более крупных тварей — летучих мышей и упырей (он почему-то облизнулся), но на этот случай всегда в продаже чесночные помада и крем. Немного будете пахнуть, но кавалеры нынче не особо разборчивы.
Ефросинья попыталась пройти мимо, но старичок схватил ее руку и начал покрывать поцелуями, пытаясь прихватить локоть, плечо и шею.
— Купите что-нибудь, благородная донья! — закричал он ей в ухо, неожиданно крепко цепляясь за рукав.
Ефросинья вырвалась, пробормотав «спасибо» и быстро пошла мимо. Вслед ей сразу полетели проклятия. Она трусливо оглянулась — старичок в тот же миг расплылся в угодливой улыбочке и размазался в поклонах по мостовой. Она отвернулась — опять услыхала за спиной шипение и брань. Ей стало любопытно и она начала то оглядываться, то поворачиваться спиной. Брань и угодливое бормотание смешались как волны соседних радиостанций.
— А вот, мадемуазель, заводной член! — вдруг запел он голосом Паваротти, и она заметила, что стены лавки — грубо намалеванные декорации.
