Прежде чем Мимоза успела спросить ее, кто это, Сюзетта оглянулась и заговорила едва слышным голосом:
— Будьте осторожны с ним! Он опасен, он очень опасен!
Мимоза испугалась.
— В чем дело? — спросила она. — Чем… он… опасен?
Мозг лихорадочно работал, гадая, кто этот человек. Почему он был опасен?
Кому следовало опасаться его — ей или ее кузине?
Сюзетта больше ничего не сказала.
Мимоза поняла, что человек, о котором шла речь, шел следом за Сюзеттой и стоял? теперь возле ее кресла.
Один взгляд, брошенный на него, сказал ей, что перед ней — француз, которого ее отец назвал бы джентльменом.
В то же время в нем чувствовалось нечто, заставившее ее насторожиться и быть начеку.
Не говоря ни слова, незнакомец придвинул шезлонг к креслу, в котором полулежала Мимоза, и уселся.
Потом взглянул на Сюзетту и произнес хорошо поставленным голосом:
— Мерси, мадам Бланк. Больше вы нам не нужны.
То был приказ удалиться, и Сюзетта поняла это.
Она бросила на Мимозу взгляд, полный ужаса, потом неохотно пошла к дому.
Мимоза ждала, стараясь изобразить слабость и не очень большой интерес к гостю.
— Итак, вы вернулись! — сказал мсье Шарло. — Должно быть, не очень приятно было оказаться в руках похитивших вас преступников.
— Я… я ничего не помню, — слабым голосом сказала Мимоза.
Его губы скривились в улыбке, показавшейся ей весьма неприятной.
— У меня есть некоторые сомнения в вашей правдивости, но это не имеет особого значения. Я намерен вернуться к тому разговору, который мы начали за день до вашего исчезновения.
Мимоза широко раскрыла глаза и спросила:
— Мы с вами раньше встречались?
— Вне всякого сомнения! — ответил мсье Шарло. — А сейчас, мисс Тайсон, постарайтесь серьезно подумать над сказанным мною в тот день, когда я навестил вас после отъезда графа Андре.
Тут вдруг Мимоза сообразила, что он обращается к ней по-английски, хотя с Сюзеттой говорил по-французски.
Как только мсье Шарло уселся подле нее, она стала гадать, отчего Сюзетта предупредила ее, будто этот человек опасен, и сначала даже не заметила, что он заговорил с ней на ее родном языке.
Говорил он по-английски очень хорошо, но с акцентом.
Теперь она задалась вопросом, не преследовал ли он какую-то цель: может быть, он заговорил по-английски, чтобы помешать Сюзетте подслушать и понять содержание их разговора?
— Не могу… припомнить, чтобы я с вами… разговаривала… — медленно произнесла Мимоза.
Поскольку она говорила правду, в голосе ее звучала убежденность, которую, она чувствовала, не мог не заметить мсье Шарло.
— Что ж, — сказал он, — тогда я начну все сначала. Впрочем, я совершенно уверен, что вы намного умнее, нежели хотите казаться.
Действительно, очень благоразумно с вашей стороны не помнить ничего из случившегося с вами за время вашего отсутствия.
— Почему?.. Что вы имеете… в виду…
— Потому что, — сказал он, — как только вы что-то вспомните, полиция начнет подвергать вас бесконечным перекрестным допросам. Здесь, в Тунисе, французам вовсе не нужны похищения и вообще насилие.
Мсье Шарло помолчал, затем продолжил:
— Чем больше преступников они сумеют поймать и наказать, тем легче им будет поддерживать мир.
Это, отметила Мимоза, было вполне разумно.
Она порадовалась, что сообразила притвориться, будто потеряла память.
Как сказал мсье Шарло, ее не будут беспокоить непрерывными допросами или, того хуже, вызовами на опознание тех, кто мог оказаться похитителями Минервы.
— Ваше похищение меня не касается, — снова заговорил мсье Шарло, — но если вы и забыли, как обращались с вами ваши похитители, забыть Андре Буассена вы не могли.
Мимоза промолчала.
Она чувствовала на себе его пронизывающий взгляд: он ожидал с ее стороны какой-то реакции при упоминании имени графа, хотя бы в выражении глаз.
— Как я уже говорил вам, — продолжал мсье Шарло, — в ваших руках его будущее.
Если вы его не спасете, страдания его окажутся гораздо мучительнее, чем те, что выпали на вашу долю.
— Не… понимаю… я вас не понимаю… — снова сказала Мимоза.
Она действительно никак не могла взять в толк, о чем говорит мсье Шарло.
— Тогда позвольте мне выразиться яснее, — сказал он. — Вы приехали в Париж с отцом и матерью, потому что ваш отец вел дела с президентом, банкирами и прочими важными господами.
Это не удивило Мимозу.
Еще раньше, пока была жива ее мать, девушка часто слышала разговоры о том, что Клинт Тайсон — очень богатый человек и имеет деловые интересы во многих европейских странах.
Она помнила, как Минерва, съездив с ним в Испанию, нашла ту страну просто очаровательной.
Месяц она провела в Италии, тоже вместе с родителями.
— Было интересно? — спросила ее после поездки Мимоза.
Минерва, которой в то время только исполнилось шестнадцать, состроила легкую гримасу.
— Могло бы быть интересным, — ответила она. — Галереи и церкви весьма красивы, но друзья папы… — При этих словах она выразительно развела руками, — такие старые и очень серьезные. Не нашлось ни одного симпатичного молодого итальянца, чтобы предложить мне потанцевать.
Мимоза рассмеялась, но она прекрасно понимала, почему ее кузина жаловалась.
Она видела многих из тех, кто посещал Клинта Тайсона в их доме.
Однажды Мимоза даже спросила мать:
— Интересно, мама, отчего получается, что люди, занятые бизнесом, всегда выглядят такими серьезными, а большинство к тому же кажутся старыми.
Мать в ответ только рассмеялась.
— Для них все, связанное с деньгами, — очень серьезно, и они не могут относиться к этому легко.
— Но ведь дядя Клинт не всегда серьезен, — упорствовала Мимоза.
— Это оттого, что ему не приходится волноваться о деньгах, — объяснила ей мать. — Волнение и беспокойство старят людей, прибавляют им морщин и седины в волосах.
Она поцеловала Мимозу и добавила:
— Тебе еще не скоро придется беспокоиться о деньгах, дорогая моя детка, поэтому живи счастливо и забудь о них.
Мсье Шарло тем временем продолжал говорить.
— Я имел честь, — сказал он, — однажды обедать с вашими родителями в доме, который господин Тайсон снимал на рю Сент-Оноре. Прием был многолюдный, среди приглашенных были только самые влиятельные фигуры парижского общества.
