Раз физический мир способен решать задачу управления, то будучи отображенным в двойственной ему системе, каковой является Жизнь, он вынужден вечно наблюдать самого себя. Так что и человечеству здесь есть место, да еще в первом ряду. Но оно не просто наблюдает, оно любуется само собой: «Давно уже нет ни того берега, ни того источника, ни восхитительного цветка, в который превратился Нарцисс, — нет ничего, кроме самого Нарцисса, в задумчивом одиночестве бродящего по лесным чащобам. Бесполезно и однообразно течет время — и вот Нарцисса охватывает тревога, его сердце смущает некий вопрос. Ему хочется знать, какой облик имеет его душа. Судя по ее долгим, трепетным движениям, она, должно быть, прелестна, — но каков все же ее лик! ее образ! О, что за мука не знать, любишь ли ты самого себя… что за мука ничего не ведать о собственной красоте! Я растворяюсь, бесследно исчезаю среди природного мира, в котором нет ни ориентиров, ни вех. О, не иметь возможности взглянуть на самого себя! Зеркало мне! зеркало! зеркало! зеркало!».[28]
Но зеркало — это и есть тот самый физический мир. Или наоборот? Человек есть зеркало, в которое смотрится физический мир, мир гор и морей, мир небес и полей.
Точно также мужчина смотрится в женщину и видит в ней себя, женщина — в мужчину и тоже видит себя. Где-то себя больше, где-то меньше. Они друг для друга — лучшие зеркала.
Зритель смотрит в другого до тех пор, пока зрелище не исчерпает себя. Но оказывается, здесь многое зависит от расположения зеркал. И в зависимости от того, как люди «повернуты» относительно друг друга возможно возникновение бесконечного числа отражений, которое невозможно исчерпать. Вот так конечное «я», благодаря «ты», благодаря «он», порождает бесконечность. И «я», «ты», «он» отражаясь в живом, переплетаясь и меняясь лицами и телами, несутся в завтрашний день.
Искусство жить вечно, как и искусство вечно находить друг в друге прекрасное и великое, заключается в способности так поворачивать зеркала, чтобы отражения в них никогда не иссякали и не повторялись.
Камень катится с горы. Без всяких понятий о добре и зле. Он просто катится с горы.
Когда-то этот камень был частью этой горы. Сейчас он отторгнут ею и покидает ее. Он просто катится с горы.
Совокупность катящихся и соударяющихся камней образует сюжеты мира горы. Все сюжеты здесь можно просчитать заранее. Потому что камень катится с горы ни куда попало, а строго вниз, выбирая наиболее приемлемую дорогу в соответствии с законом всемирного тяготения.
Ему не надо ни о чем думать, поэтому он и не думает.
Найдутся другие, кто подумает за него.
Физический мир, будучи отраженным в чьем-нибудь сознании, получает дополнительную возможность управлять самим собой.
Физический мир кому подсказывает, а кому и навевает мысли о том, что надо с ним сделать.
Луна призывает узнать ее обратную сторону и привезти с нее домой немного космической пыли.
География планеты, ее полезные ископаемые задают вектор развития жизни на планете.
И получается, что не может существовать Физический мир без Наблюдателя!
И никто из них не порождает друг друга. Управление и Наблюдение — братья-близнецы. И они точно также переходят друг в друга, как наблюдатель-курица (сознание) и яйцо (материя), задающее вектор развития курицы.
Наблюдатель и Наблюдаемый (Управляющий) присутствуют всегда и везде. Они неразделимы. Они это: Небо и Земля. Они это: Мужчина и Женщина.
«Взгляни на милую, когда свое чело
Она пред зеркалом цветами окружает,
Играет локоном, и верное стекло
Улыбку, хитрый взор и гордость отражает».[29]
Взгляни и поймешь, что факт наблюдения способен способствовать удовлетворению вполне реальных потребностей. Посмотрел и уже хорошо. А если увиденное зрелище спод-вигнет что-нибудь сделать с собой, то и еще лучше.
Про Диогена рассказывают: «Он обыкновенно делал на виду у всех все, что связано с Деметрой и Афродитой, объясняя: Если завтракать — вещь обычная, то почему бы не завтракать и на площади». Часто занимаясь онанизмом на виду у всех, он приговаривал: «О, если бы, потирая брюхо, можно было бы утолить и голод»[30].
А действительно, почему нельзя, не только потирая брюхо, а, просто представляя или созерцая бутерброд, утолить голод? Может быть, потому, что человек еще не является совершенным Наблюдателем? А совершенный Наблюдатель — это Бог, сотворивший человека себе в помощь. Таким образом, совершенному Наблюдателю для удовлетворения всех его потребностей достаточно только образа. Значит наш мир для совершенного Наблюдателя этого мира — просто образ.
Факт наблюдения изменяет Наблюдателя, в том числе, и в части способности к восприятию! И если есть нечто, что наблюдатель не способен воспринять, то он этого и не воспримет. Это нечто и будет границей его познаний, обусловленной возможностями по наблюдению и осознанию.
За этой границей восприятие мира становится неадекватным этому миру.
Камень катится с горы. Но чем тоньше и полнее человек, стоящий у подножия этой горы, осознает мир, гору, катящийся камень и самого себя, на которого этот камень может упасть, тем меньше у камня шансов докатиться до подножья горы. Не сегодня, так завтра человек обязательно остановит его и даже покатит обратно. Но не до вершины, потому что вершина недостижима. Поэтому-то в один прекрасный момент камень опять выскользнет из рук и полетит вниз. И все начнется с начала.
Каждый раз разными будут только границы: граница снизу и граница сверху.
Мир гоняет самого себя вверх и вниз. И это для него так же естественно, как для нас дышать. Как только он заполняет воздухом идей свои пространства, тут же Сизиф хватает камень и несется в гору. Но вот идеи разложились на простые команды — выдох. И Сизиф несется вниз, вслед за упущенной возможностью. Таким образом Вселенная отражается в самой себе. Она любуется на себя через зеркальную гладь океанов, через холодную сталь льда вечных ледяных вершин, через испуганные или счастливые глаза всех живых. И эти вполне естественные зеркала здесь именно для того, чтобы управлять оптическим фотонным переключателем и управлять гораздо эффективнее, чем это делает кремниевое колечко. Но, тем не менее, кремниевое колечко тоже на это способно.
Отражается, усиливается не только оптический свет звезд. Вместе с ним отражаются сами звезды. Они отражаются в других звездах, они отражаются сами в себе. Льюис Кэрролл так описал зазеркальную часть нашей Вселенной: «Во-первых, там есть вот эта комната, которая начинается прямо за стеклом. Она совсем такая же, как наша гостиная, только все там наоборот! Когда я залезаю на стул и смотрю в это Зеркало, она видна мне вся, кроме камина. Ах, как бы мне хотелось его увидеть! Мне так интересно узнать, топят они зимой камин или нет. Но в Зеркало, как ни гляди, камина не увидишь, разве что наш камин задымит — тогда и там появится дымок. Только это, верно, они нарочно — чтобы мы подумали, будто и у них в камине огонь. А книжки там очень похожи на наши — только слова написаны задом наперед. Я это точно знаю, потому что однажды я показала им нашу книжку, а они показали мне свою!»[31]
