Сентябрьское солнце освещало живописный, красочный пейзаж, дышащий безмятежным, тишайшим спокойствием. Подруги постояли, озираясь по сторонам, а потом двинулись вперёд — бесшумно, на цыпочках.
— Ни единой живой души, — недовольно шепнула Шпулька.
— Тише, — осадила её Тереска. — Там кто-то есть.
Двумя участками дальше между кустами происходило неясное шевеление и слышались отзвуки голосов.
Разлитые вокруг тишина и безмятежность так зачаровали их, что пробудить это дремлющее под осенними лучами царство показалось им чуть ли не кощунством. Тем более что приглушённые отголоски производили впечатление чего-то скрытного, таинственного и взывали к осторожности. Воображение Те-рески тут же нарисовало картину секретничающей банды, и она затаила дыхание. Шпульке воображение ничего не подсказывало, но по спине у неё почему-то пробежал озноб. Обе замедлили шаг и стали на цыпочках продвигаться вперёд по травянистому краю тропинки.
Через несколько десятков метров, пробираясь все медленней и осторожней, они добрались до единственного участка, выдающего признаки человеческого присутствия, и обнаружили трех субъектов. Один из них, в шортах и без рубахи, копал грядку. Другой сидел спиной к ним на низенькой табуретке, одет был в ничем не примечательные брюки и рубаху поло, перехваченную чем-то вроде фартука, куда он лущил стручки. Третий, голый по пояс, зато в галстуке, восседал под деревом на лавке, а на столе перед ним лежали какие-то бумаги, в которые он что-то вписывал. Все вокруг них было заставлено бутылками с пивом.
Голоса уже долетали отчётливо.
— … — Ну, двинешь его бампером, ладно, переедешь, а вдруг недобьешь? — с явным недовольством говорил тот, что лущил стручки. — И что, выскочишь и станешь добивать?
— Дам задний ход и перееду ещё раз, — сказал сидевший за столом. — Не хватит — повторю.
— Ага. Будешь, значит, грохотать мотором, устроишь шум на всю деревню? Вокруг фонари, люди увидят, услышат… Рискованно.
— Можно позже. Когда все будут спать.
— Всегда найдётся кто-нибудь, страдающий бессонницей.
— Так что, пусть живёт? — раздражённо спросил тот, за столом. — Задавить, и все тут. Волков бояться…
— Ты неправ. Надо просчитать все до мелочей, найти самый безопасный способ. На тебя ведь никто не подумает, ты вообще вне подозрений!
— Говорил я вам, — сказал тот, что копал грядку и до сих пор помалкивал. — Плохое это место…
Он перестал копать, разогнулся, повернул голову — и осёкся. Взгляд его упал прямо на Тереску и Шпульку, затаившихся с другой стороны низкой сетки.
Все трое стояли, замерев от неожиданности. Два других типа тоже обернулись и тоже оцепенели, уста-вясь на внезапно обнаружившуюся аудиторию.
Подруги вросли в тропинку соляными столбами. Смысл услышанного докатывался до их сознания постепенно, но оглушительно, как гром с ясного неба. Скованная ужасом Шпулька потеряла всякую способность двигаться, говорить и соображать. Тереска же с большим трудом, но все-таки сообразила, во что они влипли. Стали случайными свидетелями планирования убийства, и эти трое знают, что они все слышали! Что делать: бежать, может, не догонят? А толку-то! Они их запомнили, вон как вылупились, рано или поздно разыщут, а там… Нет, надо как-то выкручиваться.
— Кого-то ищете? — с добродушием — напускным, конечно, — спросил тот, с лопатой.
Тереска лихорадочно соображала. Шутка ли — речь идёт о спасении жизни! Единственный выход — прикинуться, что они ничего не слышали, ничего не поняли, что они глухие и недоразвитые, головы у них забиты своими проблемами. Кстати, зачем их в это страшное место занесло? Ах да, саженцы…
— Саженцы… — с отчаянной решимостью пискнула Тереска. — Простите, пожалуйста, может, у вас найдутся… Может, вы скажете… Мы хотели спросить, а тут никого нет, а нам надо узнать о саженцах…
Субъект с лопатой всматривался в неё с пристальным интересом.
— Какие саженцы? — с подозрением спросил он.
Вступительная речь исчерпала всю Терескину решимость. На большее её уже не хватило, и она только немо разевала рот.
— Фруктовые, — слабым голосом сказала Шпулька.
— Фруктовые саженцы? А зачем они вам?
Тереска снова собралась с силами.
— Понимаете, мы с этими саженцами попали в переплёт…
Субъект со стручками внезапно повернулся к ней спиной, явно утратив интерес.
— Хорошо, согласен, — недовольно сказал он. — Пусть будет позже. В полвторого.
— В два, уточнил субъект за столом и что-то записал в бумаги. — Кроме того, он прав. Лучше поближе к скверу.
— Не знаем, что и делать… — С усилием тянула дальше Тереска. Может, в питомнике… Может, вы посоветуете… В школе…
Субъект с лопатой смотрел на неё в задумчивости.
— Так о чем речь? О школе или о питомнике? — подбодрил он Тереску с подозрительной ласковостью. — Насчёт чего требуется совет?
Исчерпав весь свой испуг до дна, Тереска почувствовала, что переходит на второе дыхание.
— Насчёт того и другого, — хрипло, но с некоторой даже беззаботностью проговорила она. — Саженцы и всякие там черенки нам нужны для школы, а мы не знаем, где их взять. Тем более бесплатно, в пользу общества. Наверно, надо обратиться в питомник, но мы не знаем, где это, а тут садовые участки, кому же знать, как не вам, может, вы нам одно даже подарите, ведь нам нужна тысяча.
На лице субъекта с лопатой проступило выражение крайней растерянности.
— Сколько-сколько? — недоверчиво переспросил он и обернулся к своим сообщникам, не ослышался ли. — Но я, черт подери… Ну хорошо, — внезапно решился он, могу подарить даже пару саженцев, тогда вам нужны будут всего девятьсот девяносто восемь. Папировка и ранет подойдут?
— Конечно! — восторженно заверила его Тереска, уже вполне контролируя себя. Впрочем, бузина и цикута вызвали бы у неё, учитывая обстоятельства, не меньший восторг. — Вы нам их прямо сейчас пожертвуете?
— Нет, недели через две.
До сознания Шпульки кошмарное число девятьсот девяносто восемь дошло с некоторым опозданием. Ужаснуться вовремя ей помешало безграничное восхищение перед Тереской, которой удалось в такой экстремальной ситуации произнести такую убедительную, яркую и дельную речь. Сейчас же она представила себе со всей наглядностью, что ей предстоит пережить ещё девятьсот девяносто восемь таких же испытаний, как это, и даже если после каждого они получат по два деревца, то все равно число стрессов сократится только до четырехсот пятидесяти с чем-то. Точно сосчитать она в таком состоянии не могла. Отчаяние развязало ей язык, и она простонала:
— Питомник!.. Или какой-нибудь садовод… Или не знаю, что… Только чтоб сразу побольше…
— Вот-вот, — подхватила Тереска. — Может, вы знаете нужные адреса?
