Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 58
– Твоя мама? Прости, не поверю. Никак не готов согласиться, что она тебе про Рыцарей и Лжецов читала.
– Ну не мама – папа.
– Слушай, а сестре твоей тоже такие сказки читали? – заинтересовался идальго. Я отвернулась и сделала вид, что не услышала или не поняла вопроса. Я не намерена тут давать показания против своей семьи. Нет, такие сказочки на ночь, которые бы подходили для изучения высшей математики или, скажем, теоретической физики, Лизавете не рассказывали. Она не засыпала под них, а только капризничала. Папа отрывался со мной. Я была его детище, его оплот и его стоик. Он рассказывал мне о корпускулярно-волновом дуализме и о парадоксах научных границ, когда химия вдруг кончается и становится физикой, а физика вдруг превращается в математику. Цифры танцевали у меня в голове, как это было в фильмах по книгам Дэна Брауна. Они вспыхивали и исчезали, и только папа понимал все очарование геометрии простых чисел.
– Не слушай его, Вовочка, – пробормотала я. – Про Лжецов – значит про Лжецов. Расскажу тебе сказку про великого царя Эпименида и его парадокс. Хочешь?
– Да, да! – обрадовался Вовка. Я улеглась поближе к стене, завешенной стареньким Лизаветиным ковриком с оленем.
– Ложись и слушай, – прошептала я самым загадочным тоном, на который только была способна. Игорь Вячеславович, улыбаясь, расположился на полу, тоже на ковре, только купленном мною в Икее. В полумраке, где тьма рассеивалась только светом ночника, его лицо стало напоминать лицо древнего жреца перед жертвоприношением, склонившегося над огнями факелов. Сумрак добавлял ему какой-то первобытной привлекательности, как будто он был магом из царствующего рода Игры Престолов, красивых и порочных Ланнистеров. Улыбка привыкшего побеждать, уверенность в себе, отделявшая прочной стеной людей первого мира от всех остальных, от нас. То, как сильно меня притягивал физически мой Апрель, было скорее проблемой, чем бонусом. Я боялась таких чувств, боялась того, насколько неотвратимо мой взгляд возвращается к нему, как физически непреодолимо желание прикоснуться к нему.
Я заговорила. Я рассказала историю критянина, который, возможно, и жил на Крите, а возможно, никогда там не был или не существовал вовсе. Я сделала его царем, так как дети любят истории про царей и колдунов. Я рассказала о неведомом царстве критянина Эпименида, справедливейшего из царей, прощавшего всех, кроме лжецов. Он судил справедливо и был милосерден, и царство его процветало, когда к нему на поклон пришли люди из одной критской деревни. Один деревенский житель обвинил других в том, что они не говорят ни слова правды.
– Не может же быть, чтоб они не говорили ни единого слова правды! – воскликнул Эпименид, выслушав жителя. – Ты лжешь, селянин!
– Я не лгу, о великий царь, – воскликнул тот. – Это они лгут.
– Нет, почтеннейший Эпименид, – возразили другие жители, – мы не лжем, это он лжет!
– Либо он лжет, и вы говорите правду, либо вы лжете, а он честен, – возмутился Эпименид и потребовал доказательств. Долго шла тяжба, и когда Эпименид выслушал все стороны и рассмотрел все доказательства, он пришел в отчаяние от того, сколько лжецов было вокруг. Вынося вердикт, Эпименид велел покарать всех жителей деревни.
– Все критяне – лжецы, – вскричал Эпименид в сердцах. – Всем отрубить головы!
– Как! – встрепенулся сонный Вовка.
– Тише-тише, – улыбнулась я. – Это еще не конец сказки. Когда Эпименид сказал так, вышел старый-старый критянин и спросил Эпименида, правду ли тот говорит. Эпименид швырнул в критянина своим кубком с вином и спросил, как смеет тот обвинять его, Эпименида, в том, что тот лжет, ведь всю свою жизнь великий царь посвятил тому, чтобы говорить только правду. Нет, воистину, все критяне лжецы и должны быть убиты.
– И что тогда? – спросил мой Апрель.
– Тогда старый критянин сказал, что несправедливо будет казнить людей по незаслуженному обвинению, ибо если Эпименид сказал правду, тогда получается, что как минимум один критянин не лжет. Сам Эпименид – тоже критянин. Услышал это Эпименид и не знал, что сказать. Так не порубил он головы жителям деревни, отпустил всех с миром, а сам ушел в самую высокую башню на Крите раздумывать над своим вопросом, да так и не вернулся больше. С тех пор никто не может до конца разгадать парадокс, все ли лжецы на Крите или не все. Ведь так же можно утверждать, что, сказав правду о том, что все критяне лжецы, Эпименид не включил туда себя, а значит, он соврал, сказав неправду, и тогда чистая правда в том, что все критяне – лжецы.
– Фая, это бесподобно! – прошептал мне вдруг Игорь. – Самая лучшая сказка из всех, что я слышал.
– Серьезно? – нахмурилась я. Сказка была так себе, если не сказать хуже, и такие восторги выглядели… м-м-м… подхалимажем. Впрочем, почему бы я должна быть против.
– Да о чем ты! Идеально! Я сам чуть не уснул. Особенно когда началась эта часть про Эпименида, который, говоря правду, одновременно лгал…. О, я побоялся только свернуть себе челюсть, так сильно я захотел зевнуть. А Вовка – тот уснул, как только жителей деревни помиловали. Он и до этого-то додержался с трудом.
– Ну тебя! – Я возмутилась и запустила старым плюшевым медведем в этого бессовестного варвара, рассевшегося на моем полу. То есть не на моем, а на полу моей сестры, на котором мне предстояло проживать всю ближайшую неделю. Мы потихонечку выскользнули из детской и вернулись на кухню, где наконец смогли попить чаю. Оба были уставшими и измотанными, день, обещавший только безмятежные радости жизни, оказался длинным и трудным. Наш поход к сестре в больницу, казалось, был не сегодня, а несколько дней назад. Теперь, оказавшись наедине, мы сидели и пили чай, как старые супруги, которым даже говорить не о чем. Игорь заглянул в почту на своем телефоне, потом позвонил какому-то клиенту, чье письмо лежало у него в ящике, и назначил встречу – на понедельник, у него в офисе.
– Интересно, чего хотят твои клиенты, когда записываются к тебе на прием? – спросила я, пользуясь своим любопытством как инструментом, чтобы разбить лед, нежданно образовавшийся между нами. Игорь склонил голову к плечу и долго смотрел на меня, словно решая, заслуживаю ли я честного ответа или можно обойтись какой-нибудь глупой шуточкой про лжецов.
– Что могло привести тебя ко мне в кабинет? – Он решил ответить вопросом на вопрос.
– Я не знаю. Если бы я соскучилась по тебе, наверное.
– Ты бы соскучилась по мне? – с сомнением спросил он, и я уцепилась за это как за соломинку.
– Конечно же, я бы соскучилась по тебе.
– Странно. Мне кажется, в твоей системе координат я просто маленькая точка, удаленная как от оси Х, так и от оси У.
– Но ведь есть еще и ось Z, – добавила я. – И потом, это странная идея. Как давно ты смотрелся в зеркало? Меня удивляет весь этот разговор в целом.
– Ты считаешь себя непривлекательной внешне? – уточнил Игорь, но не так, как это делают обычно мужчины в таких случаях. Я уже слышала этот вопрос. Многим его задают, потому что женщины склонны к своеобразному кокетству, суть которого – подтолкнуть мужчину к комплиментам. Они спрашивают «ты считаешь себя некрасивой» так, словно сама мысль об этом кажется им абсурдной, нелепой и даже преступной. Они дают понять, что красота их женщины не обсуждается. Игорь спрашивал – уточнял, он интересовался мной как предметом исследования, и если бы сейчас он мог где-то раздобыть хорошую лупу, он бы стал смотреть на меня сквозь нее.
Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 58
