Петька краем глаза увидел, что и выстрел Густава снес башенку с хребта другого слона. В рядах противника поднялась паника. Пехота забеспокоилась, стала разбегаться подальше от двух пока не раненных, но уже разбушевавшихся слонов. А те затрубили тревожно и зло. Погонщики не справлялись с ними. Первые ряды неприятельского войска затоптались на месте.
Пьер и Густав орали на чернокожих помощников, которые обалдело носились, заряжая, прочищая и поправляя пушки.
Прошло минуты три, прежде чем войско противника смогло немного успокоиться и двинуться вперед. Они подошли уже к ручью, и первые ряды вступили в теплые воды, когда оба орудия снова пальнули, но уже картечью. Она с отвратительным визгом врезалась в ряды пехоты, кося воинов десятками. Они тут же смешались, забарахтались в воде, но продолжали скорым шагом форсировать ручей.
Раздалась команда капитана, стройный залп мушкетов перекрыл крики толпы. Тут же туча стрел с легким свистом понеслась в противника. Он явно смешался и почти перестал двигаться вперед. Они не ожидали такой встречи, были уверены в своем превосходстве и теперь, мешая друг другу, толпились по обоим берегам ручья. Паника в рядах неприятеля явно нарастала.
– Пьер! – услышал вдруг юноша голос Густава. – Поворачивай ствол правее, там наши не выдерживают! Спеши, парень!
Петька прикрикнул на чернокожих, те спешно разворачивали орудие, на ходу прочищая его банником. Другие стояли наготове с пороховым зарядом, порцией картечи и фитилем.
Справа шла отчаянная битва. Плотные ряды противника теснили союзников. Петька взял чуть левей общей линии сечи и пальнул. Полтора десятка воинов тут же повалились на землю. Так же прочесал ряды наступающих и Густав. Это подействовало на атакующих. Их пыл сильно поубавился. Союзные войска, видя такую огневую поддержку, перешли в контратаку и отбросили противника к ручью.
А Петька вдруг заметил группу неприятельских всадников шагах в двухстах, которые стояли на невысоком холмике. То был чужой раджа со свитой. Петька стал торопливо наводить на эту группу, приказал затолкать в ствол заряд и ядро. Пушка выстрелила, и Петька проследил за полетом ядра. Оно ударило какого-то коня, тот тут же свалился, а ядро прыгало среди всадников, пока не успокоилось. Группа тут же рассыпалась и поскакала в тыл, подальше от губительного огня пушек.
По войску противника прокатилась волна рева. В нем слышался страх, возмущение и неуверенность. Он ширился, наконец неприятельские воины стали отступать, оглядываться по сторонам. Они видели поспешное отступление своего повелителя. Паника разрасталась, и вскоре отдельные группы чужаков стали поспешно отходить назад.
В ответ войско союзников окрепло духом. Оно ринулось вперед, не видя, что конница противника уже показалась у них за спиной.
Кто-то закричал, указывая на это. Густав тут же заорал на прислугу, и те бросились разворачивать пушки в сторону надвигавшегося конного отряда. В пылу сражения все забыли о напутствии капитана и теперь старались наверстать упущенное.
Они едва успели выстрелить и проследить, как ядра, прыгая среди коней, разили их. Задние наскакивали на смятые ряды передних, кони заржали, заплясали на месте.
Капитан Эжен бросил своих матросов навстречу коннице. Они пробежали между своими отрядами и успели занять выгодную позицию. Тут же прозвучал залп, потом другой, ибо помощники тащили за матросами запасные мушкеты. Лучники выпустили тучу стрел, и масса конного войска почти прекратила свое наступление. Начальники кричали, ругались, секли саблями нерешительных, но новый залп, на сей раз уже из пистолетов, никак не способствовал атаке.
Вскоре подоспела конница союзников. Во главе с раджой она врезалась в смешавшиеся массы противника. Началась страшная сеча, но это дало возможность перезарядить оружие. Пушки грохнули в очередной раз, сея смятение и смерть в рядах противника. Чаша весов явно и неумолимо склонялась на сторону союзного войска.
А на подступах к батарее еще царила угроза окружения. Воины бились уже в двадцати шагах. Густав прокричал приказ заряжать картечью.
Вскоре через переводчика, который постоянно находился рядом, он приказал расступиться рядам своих воинов, и, когда те выполнили приказ, орудие своим выстрелом почти в упор проделало изрядную брешь в рядах наступающих. Петька последовал его примеру, но его успех был скромнее. Однако общее нарастание паники коснулось всего войска наступающих. Оно дрогнуло по всему фронту. К тому же слоны так и не смогли ничего сделать. Они больше вредили, увеличивая панику. Два слона, оставшиеся в живых, носились по полю, и свои же воины разбегались перед ними. Наконец погонщики сумели направить их в тыл, где кое-как успокоили.
Петька заметил изменения, происходящие на поле битвы прямо перед батареей, и радость охватила его юное сердце. Он радостно и победно закричал, но тут же схватился за щеку. В ней торчала стрела, пущенная умелой рукой. Она пробила левую щеку и, слегка оцарапав верхнее небо, застыла. Кровь тонкой и горячей струйкой побежала по шее. Оперенный конец древка покачивался, причиняя сильную боль, рот тут же наполнился кровью, которая вытекала по губам. Петька опустился на лафет, с недоумением оглядел суету боя и, встретившись взглядом с одним из чернокожих, глазами умолял его помочь.
Индус бросился к Петьке, осмотрел его и стремительно обломил у ранки стрелу. Петька вскрикнул, а индус уже залез пальцами в рот и стал отгибать наконечник. Боль волной захлестнула Петькино сознание, и он лишился чувств.
Когда он очнулся, то увидел себя лежащим у пушки, щека раздулась, но стрелы не было. Он ощутил за зубами комок тряпицы, а лицо было стянуто чистой полоской ткани. Голова болела, болела рана, но бой уже отдалялся. Петька с трудом повернул голову и увидел, что войско противника спешно отступает, преследуемое союзниками. Победные кличи заполняли всю долину. Отдельные группы еще сражались, но это была агония неприятеля.
Петька, однако, не ощутил никакой радости. Ему было не до сражения. Он был весь во власти боли. Индус смотрел на него с жалостью, но и с ободрением, он что-то говорил на своем тарабарском наречии, но Петька и не пытался его понять.
Во рту чувствовался сильный вкус крови. Вскоре подошел другой индус. Это был лекарь, Петька уже видел его как-то раз. Он подал парню чашку с пойлом и показал, что надо делать. Петька с трудом втянул глоток горьковатого настоя и покатал жидкость во рту, потом с трудом наклонился, и лекарство само вылилось на землю.
Лекарь одобрительно заговорил, заулыбался и знаками дал понять, что так надо продолжать и дальше. Юноша согласно закивал и принял чашку, поставив ее на лафет.
Шум сражения отдалялся. Долина была усеяна тысячами трупов и раненых. Воины уже собирали своих павших товарищей, оказывали помощь пострадавшим, добивали чужих раненых. Кое-где всадники носились по зеленому, слегка вытоптанному ковру травы, и Петька никак не мог понять, чего они носятся без толку, когда сражение уже фактически закончилось.
Он поискал глазами Гардана, но его нигде не было видно. Не было и матросов. К нему подошел Густав с черным от копоти лицом, усталыми глазами.
