* * *
Зазвенел дверной звонок, и в доме воцарилась тишина. К тому времени порка уже стала ослабевать. Минутой позже мы оба услышали с верхней ступеньки голос матери, старавшейся говорить спокойно:
— Люди из NSB пришли обыскать дом. Они требуют сдать медь!
Отец кинул на меня взгляд, но я не понял, что он мог бы означать. То ли нашу совместную связь с медной вазой, которую я спрятал, а он потом перепрятал, то ли напоминание мне, что между нами нет более никаких отношений.
— Не двигайся! — сказал он, быстро поднимаясь по лестнице.
Я услышал, как отец назвал своё имя и подтвердил:
— Да, я владелец этого дома!.. Нет, у меня нет меди для сдачи сборщикам!
В голосе отца звучали опасение и злость, и я надеялся, что нацисты не почувствуют это.
— Идите, обыскивайте, если так хотите! — сказал отец. — Только не ломайте ничего! Это жильё честного голландца!
Что-то было отвечено ему быстро и резко, но я не расслышал слов сквозь перекрытие. Сапоги застучали, перемещаясь по полу и вверх по ступеням. Нацистов было, видимо, человека четыре или пять, а может быть, даже и шесть.
— Что находится внизу? — спросил голос, задававший вопросы.
— Ничего особенного, — ответил отец. — Овощной погреб. Всякое барахло. Наказанный мальчишка.
«Он не сказал наш сын или мой сын!»
Едва я успел вскочить и подтянуть штаны, как дверь погреба распахнулась, пропуская поток света на ступени.
Спускавшийся нацист был очень высокого роста и, в основном, проявлял опасение, как бы не стукнуться головой. Он медленно осветил фонариком стены погреба, прошёлся, пиная мешки и отбрасывая старый хлам от стен, чтобы убедиться — есть ли что-нибудь за ним.
Когда он направил фонарик прямо на меня, я едва мог видеть его.
— Ты наказанный? — спросил он, смягчив голос, будто бы жалея.
Я кивнул.
— Скажи мне, где они прячут медь?
Он не подумал, что я могу быть сыном хозяев, иначе вопрос звучал бы по-другому.
Упирая на первые слова, я ответил:
— У нас нет меди!
Ещё несколько секунд он удерживал луч на моём лице, потом осветил пол позади меня и двинулся к лестнице, согнувшись и делая длинные шаги.
Через некоторое время после ухода облавы отец захлопнул дверь погреба. Я обрадовался: так всё же лучше, чем ещё одна порка. Можно было присесть на пол, прохлада которого слегка успокаивала боль. Закрыв глаза, я очутился в темноте, созданной закрытыми глазами, а не в той, что была в неосвещённом погребе.
Всё предстало почти безумно смешным: рейд голландских нацистов спас мою бедную попу!
10
…Я вошёл в спальню, где моя мать кормила грудью обоих близнецов, голеньких и розовых.
Моё сердце оборвалось, когда я увидел на них маленькие нарукавные повязки NSB. При виде меня мать зарыдала, и близнецы повернулись в мою сторону. Два крошечных дяди Франса уставились на меня со злобой и ненавистью. Вдруг их маленькие пенисы стали увеличиваться, расти и — скрестились, подобно мечам в обряде воинского бракосочетания…
Я проснулся на полу в погребе. Даже кости закоченели, и казалось, что уши и ноздри у меня заполнены паутиной. Прежде чем я увидел закатные лучи, проникавшие сквозь щели в двери погреба, стало понятно, что я проспал здесь несколько часов, а также то, что дом пуст.
Пустой дом хранит свою особенную тишину.
Сначала я испугался, что моя семья сбежала, чтобы жить в каком-то другом месте, а меня оставили, как выброшенного на улицу котёнка. Затем я осознал, что такое невозможно, но могло произойти нечто худшее: руководителям рейда не понравились ответы моего отца, а также отсутствие у нас медных вещей. За это они потащили всех в одно из тех мест, где мучают людей!
Я не знал, что я должен делать?.. Что мог бы сделать?.. Что разрешено делать?.. Что предполагалось делать?.. Чем можно ещё больше рассердить отца?.. Что может вернуть его любовь?!.
Я был парализован страхом, нерешительностью, молчанием.
В одном я был уверен — я голоден!
Голод направил мои ноги к лестнице и положил мою руку на перила.
Это не ошибка, я хочу есть! Даже Королева просыпается голодной! Но Королева сбежала в Англию, значит, она тоже не была безупречна!
Я медленно поднимался по ступеням. Ожидание того, что я мог бы увидеть наверху, пугало меня.
Разгромленный дом?.. Кровь на полу?..
Однако всё было так же чисто и опрятно, как всегда. Только вот комнаты без людей казались чересчур спокойными. Можно было почти услышать постукивание солнечного света в сковородки, висящие на кухне. А бело-голубое посудное полотенце на кухонном столе выглядело фарфоровым; я подошёл и пощупал, чтобы убедиться в его реальности.
Моя чашка с чаем и мой кусок хлеба всё ещё оставались на столе. Поскольку мать не убрала их, они по-прежнему принадлежали мне. Это означало, что она продолжала заботиться обо мне, но делала это незаметными для отца путями.
Хлеб зачерствел, чай выдохся, но, как сказал бы мой отец, голод — лучшая приправа!
Я окунул хлеб в чай и доел всё до последней корочки, потом намочил палец и подобрал крошечки с тарелки.
Три зелёных яблока виднелись в белой эмалированной вазе на маленьком дубовом столике, но у меня даже и мысли не возникло, чтобы взять одно.
Нужно решить, как поступить с чашкой и с тарелкой: положить их в раковину или оставить на столе?
Если оставить на столе, то отец мог бы сказать: «Нам следует подождать, пока он вспомнит о своих обязанностях!»
Если я перенесу их в раковину, то отец мог бы сказать: «Полюбуйтесь-ка на это! Кажется, он опять с нами в семье!»
Я помыл тарелку и чашку в раковине, но не стал вытирать их, опасаясь использовать полотенце.
Поэтому я поставил опрокинутую чашку на тарелку, как учила меня мать, и она могла бы видеть, что я помню её наставления.
Но что же делать дальше? Выйти из дома означало бы напроситься на очередное битьё. Можно ли мне подняться в свою комнату и делать школьные задания? Но моего отца не подкупишь подобным образом. Он назвал бы это лишь трюком, чтобы притвориться послушным мальчиком, а такие штуки он ненавидел более всего.
Мне нужно было совершить правильный поступок, который не разозлил бы его, который мог бы даже вызвать его сострадание.
Можно просто сесть у стола и ожидать их возвращения домой, но будет ли это верным — спокойно сидеть в безделье, когда они, возможно, находятся в опасности?..
Если же попытаться сделать какую-то работу по дому, то вдруг я её выполню неправильно, и моё положение только ухудшится!..
