И до рассвета я буду ждать,Ловить губами твой алый снег,И таять вместе с ним и кричать:Я – человек, я – человек…
Казалось, женский голос из песни, поставленной на звонок, раздавался прямо за спинами: магнетический, притягательный и опасный.
Джесс никогда прежде его не слышала.
Детектив быстро пришел в себя, схватил телефон, провел по облепленному целлофаном экрану пальцем, а после прижал к уху.
Ответом ему была тишина. А после раздался скрип и завывание ветра – телефон автоматически перешел в режим громкой связи.
– Говорите, – потребовал детектив, хмурясь. – Говорите!
– Говорить каждый может, – раздался тихий неестественный голос, похожий на хруст снега. – А исполнять желания?
– Кто вы? Вам знакома Вивьен Батчелдер? Вы…
Женский визг перебил его, захлебнулся и растворился.
Телефон выключился.
Детектив резким движением отнял телефон от уха и недоверчиво уставился на него.
Экран треснул.
– Что… Что это было? – испуганно посмотрела Джесс на мобильный телефон, чувствуя, как заледенели пальцы, и вдруг сказала, сама того не ожидая: – Вивьен спросила меня, люблю ли я снег…
– Что? – не сразу понял детектив.
– Снег…
Детектив не придал ее словам особенного значения, занятый совершенно другим мыслям. Не понимая, что произошло, он поторопился выпроводить девушку и поспешил к коллегам.
Джесс на негнущихся ногах вышла из полицейского участка. После электрического холодного освещения и серых стен озаренная ярким солнечным светом улица казалась неестественной. И в голосе все еще слышался голос-скрип. Что случилось с телефоном?
Девушка открыла машину и некоторое время просто сидела, сложив руки на руле, давая себе время прийти в себя. Верить в то, что во время ее беседы с детективом позвонил тот, кто имел отношение к смерти Вивьен, категорически не хотелось.
В смерть Вивьен тоже верить не хотелось.
Хотелось верить, что все это – сон.
Девушка глотнула воды без газа – губы пересохли. Надо было ехать в редакцию, но мысль о том, что сейчас придется тащиться по вечным пробкам, заставляла нервничать.
Из всего того, что она видела и слышала, Джесс сделала вывод, что полиция считала убийство несчастной Вивьен делом рук серийного убийцы, о котором говорили все новостные телеканалы. Один и тот же почерк, обстоятельства, жертвы. Он выбирал девушек с белой кожей, от двадцати до двадцати семи, привлекательных, темноволосых, заманивал в укромные уголки и вкалывал яд. Следов сексуального насилия не было, однако у жертвы была смазана помада – как при поцелуе. А еще, как поняла Джесс, хотя, возможно, ошибалась, тела всех девушек были заморожены. Один из офицеров обронил, что убийства совершались в месте с очень низкой температурой, а спустя несколько часов тела оказывались на улице.
Слыша это, Джесс невольно начинала чувствовать холод в затылке и на шее. И страх. Она вдруг впервые подумала, что, возможно, убийцей был не тот человек, который звонил Вивьен около клуба, а кто-то совершенно другой.
Возможно, он выслеживал своих жертв и в ту роковую ночь размышлял – пойти ли ему следом за Вивьен или поехать за ней. Эта мысль ужасала.
Официальные власти, однако, несмотря на все это, пока что не признавали факт наличия в Нью-Палмере маньяка – как дал понять детектив Эрнандес, милостиво принесший ей кофе, никому не хотелось создавать панику. СМИ и без того раздували это дело, пугая горожан броскими заголовками: «Новый Джек-потрошитель среди нас!», и лично мэр приказал отдал приказ полиции найти убийцу как можно скорее. Мэра можно было понять – до выборов на второй срок осталось совсем ничего.
За мэра Джесс решила не голосовать.
Она завела машину и не без труда вырулила на проезжую часть, вклинившись между двумя такси, почти тут же пожалев, что не воспользовалась метро. Нужно было сосредоточиться на вождении, а она думала о том, что произошло в полицейском участке, и о том, что она не была настолько пьяной, чтобы ей показалось, будто бы Вивьен с кем-то разговаривает.
И Брент – Брент не выходил из головы.
А его нужно было выгнать.
По дороге в редакцию журнала, которая располагалась на нескольких этажах небоскреба в деловом сердце города – Рок-стрит, Джесс позвонила Дайана. Пришлось включать гарнитуру.
– Ты как? – спросила Дайана. От веселого голоса подруги не осталось и следа.
– Паршиво, – созналась Джесс. – В участке меня держали несколько часов.
Она поведала, что произошло в полиции, – непривычно сбивчиво для себя. Рассказала о том, какие странные вопросы задавали полицейские, о том, как зазвонил и треснул телефон.
– Мне страшно, – призналась вдруг Джесс, почувствовав вдруг на себе пристальный взгляд.
– Нам всем страшно, дорогая, – вздохнула Дайана. – Я не хочу… прощаться с Вивьен.
Джесс тоже не хотела.
Она перевела взгляд на зеркало заднего вида, решив перестроиться для поворота, и вдруг увидела, что на заднем сиденье сидит пугало.
То самое, ночное.
Жуткое, с алыми искрами вместо глаз, шрамом посредине головы из мешка и с вылезшей соломой из дыр на джинсовом потертом комбинезоне.
Пугало ухмылялось.
Джесс закричала от накрывшего ее ужаса.
Ее руки примерзли к рулю, тело одеревенело, легкие забыли, как дышать.
Пугало вновь помахало рукой и прирыло уши от новой порции дикого крика девушки. А после приложило к светящемуся кривому рту когтистый палец неуклюжей ладони, похожий на корень дерева.
