– Но...
– Что “но”? Тебе нельзя ехать домой, ты слишком пьян, и, если сядешь за руль, я позвоню в полицию. К тому же ты только что уснул на мне, а предполагалось, что меня ждет ночь страсти. И ты храпел. Так что иди обратно в постель.
Именно тогда Оливер окончательно меня уничтожил, и моя уверенность в собственной сексуальной неотразимости превратилась в маленькую сморщенную горошинку. Он крепко сжал губы. Странно взглянул на меня и начал кивать, будто соглашаясь с мыслью, только что пришедшей ему в голову. Стащил одеяло и посмотрел на меня. Потом разделся – к моему изумлению, у него снова была эрекция – и забрался в кровать. Когда все закончилось, я была очень довольна и гордилась собой. Потому что я, Рози Ричардсон, сумела довести Оливера Марчанта до оргазма.
Позже, когда он уснул, я лежала и наблюдала за ним. Его длинные ресницы были похожи на пушистых гусениц. Я была счастлива, все дурные предчувствия исчезли. Я не могла поверить, что Оливер Марчант лежит в моей постели. Инстинктивно я понимала, что такие мужчины, как Оливер, терпеть не могут, когда их теребят во время сна, но все же рискнула тихонько поцеловать его в щеку и нежно к нему прижаться.
– Ради бога, прекрати, ты уже не маленькая, – сказал он и повернулся ко мне спиной.
Ублюдки обладают какой-то особой притягательностью для женщин, и я не исключение. “Роковые женщины более желанны, чем верные, – где-то прочитала я. – Их иногда убивают, но никогда не бросают”. С мужчинами то же самое. Встречаясь с Оливером, я забыла, что такое скука и стабильность. Но в этом и заключалась вся прелесть. Стремление изменить мужчину затягивает и щекочет нервы. Даже когда я поняла, что из себя представляет Оливер, я все равно не оставила попытки противостоять его тяжелому характеру и изменить его сволочную натуру. Мне казалось, что ему не хватает любви и заботы и что очень скоро он станет другим. Я действительно верила, что моя любовь способна на него повлиять.
Моя подруга Рода, которая была старше меня и приехала из Америки, сказала, что я страдаю опасной формой зависимости, а ублюдков типа Оливера нужно сторониться, как прокаженных.
– Хорошо, оставлю его только для секса, – легкомысленно ответила я.
Позднее Рода сказала, что поездка в Африку – еще одна разновидность моего мазохистского комплекса самоуничтожения и что мне нужно остаться в Англии, научиться любить себя и встречаться с нормальными парнями. Но я ответила, что она читает слишком много американских книг по практической психологии, и предложила ей выпить и расслабиться.
Глава 5
Когда только начинаешь встречаться с мужчиной, будто учишься кататься на водных лыжах. Встаешь на них и едешь – и вроде все нормально, но в любую минуту можешь упасть, промокнуть и безумно разозлиться. Совершенно непредсказуемо. Представьте себе такую картину: прошло три дня после той ночи с Оливером. Он не звонит. Но поскольку я тогда была еще молодой и неопытной, и к тому же без ума от него, мне в голову не пришла очевидная мысль: “Он ублюдок”. Естественно, я была не настолько тупой, чтобы сидеть дома по вечерам и гипнотизировать телефон. Я уходила и включала автоответчик, и этот автоответчик тоже мог кого угодно довести до истерики. Иногда я возвращалась и не обнаруживала ни одного сообщения, и тогда начинался кризис. Или возвращалась и видела три сообщения: два от Роды, и одно от Гермионы, которая отчитывала меня за то, что я не сказала ей, что днем Кассандра оставила сообщение и Перпетуя не придет на ужин.
Наконец на четвертый день он позвонил мне на работу. Точнее, не совсем он.
В трубке послышался раздражающе вежливый женский голос.
– При-и-вет, это Рози Ричардсон? – Да.
– При-и-вет, Рози. Это Гвен, секретарь Оливера Марчанта.
Секретарь? С какой стати мне звонит его секретарь? Уже через секунду я представила себе, что Оливер попал в больницу, и пошла фантазировать дальше на эту тему.
– Оливер хотел спросить, свободны ли вы сегодня вечером.
– Да. – Я ощутила приятное, теплое покалывание в животе.
– Чудесно. Оливер хотел пригласить вас на вручение премии Телеакадемии в Гросвенор-хаус.
– Да, это...
– Супер. Вечернее платье, шесть тридцать – семь часов. Оливер заедет за вами в шесть тридцать. Дайте мне, пожалуйста, ваш адрес.
Подобное “романтическое” продолжение нашей сексуальной встречи должно было меня насторожить, но, поскольку я была влюблена, пришлось смириться. А надо было бежать прочь сломя голову. Влюбленность похуже стихийного бедствия или своры бешеных псов.
Нас посадили за круглый стол в просторном бальном зале. На потолке сверкали четыре массивных светильника. Обнаженные плечи, украшения, телекамеры, огромные экраны. Члены съемочной группы с важным видом – на грани истерики – сновали туда-сюда, держа в руках сценарии, напечатанные на желтой бумаге. Церемония еще не началась. Все опаздывали. На сцене репетировали танцоры в сверкающих костюмах. Они исполняли высокие прыжки, будто собираясь броситься в зрительный зал, но тут же поворачивались и задирали ноги в противоположном направлении, все еще глядя в зал с приклеенными, как у стюардесс, улыбками. Справа от меня сидел Вернон Бриггс, дородный мужчина с сильным йоркширским акцентом – директор четвертого канала, по которому транслировали церемонию. Слева сидела Коринна Боргезе, соведущая Оливера по “Фокусу”. Ее темно-красные губы были плотно сжаты от заметного напряжения. Коротко стриженные волосы были выкрашены хной. Бледное лицо под темными очками дрожало, как стальные тросы подвесного моста. “Фокус” тоже номинировали на премию Телеакадемии, и Коринна, к неудовольствию Вернона, настояла на том, чтобы подняться на сцену за наградой вместе с Оливером.
– Я вкладываю в программу не меньше, чем он. Я все равно получу награду как продюсер, но если он поднимется на сцену один, получится, будто Оливер Марчант – лицо “Фокуса”. Это несправедливо.
– Послушай, милочка, сказать тебе, в чем заключается твоя работа? Ты сидишь на заднице перед экранчиком и читаешь, что там написано. – Вернон навалился на нее, тыча пальцем. У него было огромное красное лицо и выпученные глаза. – Ты читаешь вслух, и все дела. Это умеет любая школьница. Оливер – редактор программы.
– У Оливера есть член, ты хочешь сказать. И не смей называть меня милочкой, – процедила Коринна сквозь сжатые губы.
Тут у меня возникли серьезные проблемы с платьем. Когда-то это было платье подружки невесты – шелковое, с пышной юбкой, длинное, в стиле Кейт Форчун. Потом я перешила его и покрасила, и оно превратилось в черное мини-платье. Сегодня я пыталась выбрать подходящий наряд и впала в панику. Я стояла на кровати, пытаясь разглядеть себя в зеркале в полный рост, в черной юбке из лайкры, и тут в дверь позвонили. В тот момент – именно в тот момент – платье невесты показалось мне лучшей альтернативой. Только позже до меня дошло, что нельзя идти на прием в платье, даже отдаленно напоминающем наряд пастушки, – пусть даже эта пастушка только что вылезла из угольной шахты. Платье жило своей жизнью, постоянно задиралось и топорщилось. В данный момент оборки торчали во все стороны и лежали на коленях не только у Коринны Боргезе, но и у Вернона Бриггса, который повернулся спиной к нам обеим.
