1
2000 год
Своего дома в деревне у Тишкиных родителей не было. Каждое ее лето делилось пополам между городом и крымским санаторием, да еще один раз ее отправили к родителям отца, в грязное село возле заболоченного озера, в котором не разрешалось купаться, а можно было только ловить рыбу. По берегу бродили бездельничающие мужики, завязывали разговор с ее дедом, и вскоре дед уходил, а появлялся в доме ближе к вечеру, опасно веселый и пахнущий водкой.
После Тишкиного возвращения папа с мамой поссорились. Девочка слышала обрывки разговора: «…Необъяснимое безразличие… – Имеют право! – А твой собственный ребенок не имеет?… – …требуешь невозможного… – Поговори с ними!.. – … я устал от них и от тебя!»
Закончилось тем, что с тех пор в деревню к родителям отца ее не возили.
Дом, в котором жили Прохор с Раисой, ошеломил Тишку.
В ее сознании он оказался неразрывно связан с одичавшим садом и лесом. Как если бы дом стал порождением этой пахучей сырой земли, возник из зерен, которые некогда упали в нее, а затем проросли срубом, венцами и бревенчатыми стенами.
Через лес проселочная дорога вела к реке. Слева от нее высились сторожевые дубы, мощные, как вымахавшие в грибной год боровики. За ними начинался лес темный, таинственный, с паутинными сетями в густом орешнике и осинами, чьи стволы серебрятся, а листья похожи на монетки.
С другой же стороны дороги лес был иной. Здесь ровные стволы корабельных сосен тянулись к небу. Шуршали слюдяные пластинки коры, солнце сверкало в каплях смолы, обманчиво обещающей сахарную сладость на языке. Ветер не путался в паутине, а гулял привольно, вороша старую хвою и играя худыми ветвями бересклета.
И оба этих королевства безраздельно принадлежали Тишке.
Она сбегала из дома сразу после завтрака и носилась по бору как сумасшедшая, а выбившись из сил, падала в траву и бездумно смотрела на облака, заштрихованные ветвями.
Затем на сцену выступал картограф. Из рюкзака извлекались тетрадь и карандаш, и Тишка скрупулезно составляла план своих земель. На ней уже были отмечены пещера троллей, бобровые ловушки, три гнездовья орлов. Для гномов она выделила поляну под одинокой старой липой.
На липу Тишка наткнулась однажды ближе к вечеру. Владения ее к этому времени были исследованы достаточно, чтобы она позволяла себе забредать довольно глубоко в лес. Другого ребенка зеленая глухомань испугала бы. Но Тишка была из тех беспокойных душ, в которых любопытство всегда побеждает осторожность.
Издалека углядев липу, девочка только в первую секунду испугалась. А затем отправилась исследовать, что за страшилище возвышается в глубине зарослей.
Липа была стара и уродлива. Когда-то в нее попала молния и расколола надвое. Одна половина обуглилась и кривым клыком торчала из земли. Вторая начала гореть, но дождь унял огонь, и дерево осталось живым, только сильно искалеченным.
Тишка почтительно обошла вокруг лесного чудовища. На высоте четырех метров узловатые ветви расходились в стороны, образуя подобие растопыренной ладони. Недолго думая, девочка вскарабкалась наверх и оказалась в развилке.
Места было достаточно, чтобы свободно сидеть и даже полулежать. Вдалеке отрывисто прорезалась кукушка, словно то приоткрывали, то закрывали дверцу настенных часов. Над плечом заголосил озверевший комар. Тишка метко прихлопнула его и разлеглась на ветке.
«Инстинкт гнездования!» – вспомнилось подслушанное у кого-то из взрослых.
Ей нравилось это словосочетание.
Она построит дом. Дом на дереве! С крышей, чтобы не страшен дождь. С кладовкой, где можно хранить припасы. Мысленно Тишка уже беседовала с воображаемыми гостями и разливала чай.
На обратном пути она сделала небольшой крюк по поселку, и на узкой улочке ей бросилась в глаза поленница, небрежно сложенная под шиферным навесом. Из щели между дровами свисал коротенький черный хвост. Откуда-то возникла невзрачная серенькая кошка, похожая на моль, подпрыгнула и удивительно ловко просочилась в ту же щель, где сидел котенок. Хвостик дернулся и втянулся вглубь.
«Ха!» – сказала себе Тишка.
И рванула домой.
– Бабушка, у тебя есть рыба?
