— Я предпочел бы больше этого не делать, — сказал Эсбен в заключение долгой речи о насилии и своем крайне брезгливом к нему отношении. Как выяснилось, нападение на Дарлу было первым и единственным разом, когда он использовал свои крюки во вред другому существу. Кроты создали их для помощи ему и всем вокруг него, а не во имя жестокости.
— Ага, — отозвалась Прю, рассеянно проводя рукой по древней кладке стены туннеля. — Я бы тоже предпочла, чтобы вы больше этого не делали.
Тем не менее, идея открыто вести изгнанного механика Эсбена по диколесским дорогам заставляла опасаться нападения. И не только со стороны тех, кто якобы собирался возродить Алексея ради собственной выгоды, но, возможно, и старых союзников самой вдовствующей губернаторши, которые могли недружелюбно отнестись к возвращению осужденного преступника на свободу.
— БЫТЬ МОЖЕТ, ЕМУ СЛЕДУЕТ ЗАМАСКИРОВАТЬСЯ, — предположила Гвендолин. Крошечная сивилла шла в нескольких футах впереди, показывая дорогу в путанице бесконечных разветвлений и перекрестков, которыми было испещрено подземелье, так, словно проходила этими тропами уже множество раз.
Прю обернулась через плечо, окинула взглядом огромный силуэт медведя, освещенный светом фонаря, и попыталась представить, как усы или обноски бродяги изменят зверя до неузнаваемости.
— Не уверена, что это поможет.
— Я мог бы изобразить акцент, — предложил медведь. — Какой-нибудь иностранный, — тут он начал говорить на диалекте, который показался Прю самым причудливым и трудноопознаваемым из всех слышанных; в нем сквозило что-то немецкое и одновременно южноамериканское (причем выговор был скорее девичий, да еще и устаревший лет на сто). Голос медведя словно метался между континентами, и не успел Эсбен еще закончить, как Прю разразилась хохотом.
— Что? — он сам едва сдерживал смех. — Это трансатлантический.
— ЧТО ЗНАЧИТ «ТРАНСАТЛАНТИЧЕСКИЙ»?
— Вы хоть знаете, что такое Атлантика? — спросила Прю у Эсбена.
— Да, — ответил тот, притворно оскорбившись. — Это Снаружи. Где-то, — он сделал паузу и задумался, вспоминая. — По ней корабли плавают.
— Не выйдет, — покачала головой Прю.
— НО ЕСЛИ ОН ПОЙДЕТ ТАК, КАК ЕСТЬ, ЕГО ОБНАРУЖАТ, — сказала Гвендолин.
— В этом и проблема. — Прю задумчиво пожевала губу. — Древо сказало, что другие тоже будут пытаться разбудить Алексея в своих целях. Мы должны защитить Эсбена от них.
— И ГУЛЯТЬ С НИМ ПО НАЗЕМЬЮ — ВСЕ РАВНО ЧТО РАЗМАХИВАТЬ СВОИМИ КАРТАМИ, ИГРАЯ В ПОКЕР, — Гвендолин с улыбкой обернулась к Прю, явно гордая своим знанием Вышних реалий; она была кротихой мудрой и много путешествовала.
— Именно, Гвендолин, — кивнула Прю. — А нам надо свои карты скрывать.
— Пока не найдем Кароля, — вставил Эсбен.
— Ага.
— Значит, будем скрывать, — сказал медведь. — Я найду какое-нибудь отдаленное убежище, а ты пока разведаешь, как дела на юге.
Прю мгновение подумала над этим предложением, а потом спросила:
— И вы согласитесь? Я не знаю, сколько времени это займет. Но надеюсь, что получу помощь, как только доберусь до усадьбы.
— Соглашусь? — переспросил медведь. — Жить в лесу? Прю, дружище, должен напомнить тебе, что я, вообще-то, все еще медведь. Несмотря ни на что.
Итак, с этим разобрались. Эсбен решил скрываться в лесу, вдали от тех, кто мог бы помешать их планам, пока Прю будет выискивать информацию о местонахождении его давнего партнера-механика.
После нескольких дней пути необычная группа путешественников (крот, человек, и медведь, каждый следующий намного превосходящий предыдущего по размеру) прибыла к простой железной лестнице, на которую Гвендолин указала крошечной лапкой.
— Вот она, — сказала сивилла. — Дорога в Наземье.
Девочка и медведь попрощались с кротихой, обещая вернуться, как только их миссия завершится, и пожелали ей удачи в восстановлении города. Потом Эсбен и Прю начали долгий подъем вверх по лестнице, которая в конце концов привела их к крышке люка. Та была приоткрыта, и через щель в темный ход лилась струя света.
Прю, которая лезла первой, прищурилась. Держась одной рукой за лестницу, она подтолкнула крышку, и в проем хлынул дневной свет. Она почувствовала дуновение лесного ветерка и поспешила наполнить легкие, глубоко вздохнув. После того, как они долгие дни дышали спертым воздухом в темных катакомбах Подлесья, лесной ветер казался сочным и освежающим. Эсбен, стоявший ниже, подтолкнул ее крюком в подошву и спросил:
— Что ты видишь?
— Свет, — ответила Прю. — Очень много света. — Она снова толкнула железный диск, закряхтев от тяжести. — У меня не выходит…
— Погоди-ка, — сказал он снизу. — Давай я.
Тут они исполнили эдакую акробатическую перестановку — девочка отодвинулась к самому краю лестницы, пропуская огромного медведя. Тот легким движением лапы отбросил крышку люка в сторону, и длинный лаз заполнился светом и воздухом.
Медведь глубоко вдохнул:
— Так-то лучше.
— Там никого нет? — спросила Прю.
Он на пару дюймов высунул нос из отверстия:
— Кажется, да.
Выбравшись на солнечный свет, они оказались в пестром дремучем лесу. Лучи, словно ленты, падали на землю между ветвями, украшенными юной, еще не до конца распустившейся листвой. Повсюду лежали тени, но по сравнению с мрачностью подземных туннелей и пещер, они словно ступили прямо на саму поверхность солнца.
— Есть соображения, где мы? — спросил медведь. По густому лесу вилась простая земляная тропа; когда оба вылезли из колодца и огляделись, то заметили, что стоят на краю этой тропы.
— Это вы у нас лесной житель, — сказала Прю. — Я понятия не имею.
Совсем недолго постояли они в молчании, и тут невдалеке послышался тихий звон.
— Ш-ш-ш, — предупредил Эсбен. — Кажется, кто-то сюда идет.
Прю отчаянно замахала на медведя руками:
— Прячьтесь, что ли!
Эсбен, встревожась, уже собирался было прыгнуть за удачно подвернувшийся куст вакциниума, как из-за деревьев появился барсук, волокущий за собой пеструю повозку-рикшу. Добравшись до места, где стояли Прю с Эсбеном, он замер и уставился на них. Из небольшого радио, лежащего на мягком красном сиденье рикши, гремела какая-то буйная мелодия, исполняемая на индийской ситаре, а фиолетовые помпоны, болтавшиеся на оторочке навеса, казалось, почти что танцевали в такт.
— Ну, естественно, — прошептала Прю себе под нос.
Барсук растерянно перевел взгляд с загадочной девочки на медведя в вязаной шапочке и с крюками вместо лап. Потом посмотрел на открытый люк.
