В конце концов он оставался с деньгами на билет куда-нибудь, но только в одну сторону, в подлежащем срочной химчистке костюме и с мелочью на круг краковской колбасы и новые носки. Всё! Круг замыкался. У него на квартире постоянно собирались какие-то мутные деловары. Ляля мечтала привести его в баланс, то есть сделать из него человека.
Она хотела стать его духовным поводырём, не поводырём даже, а безоговорочным гуру, он же мечтал поиметь в лице Ляли лишённый какой-либо духовности, материальный костыль.
Так вот, этот вот тип обещал на Ляле всенепременно жениться, но только через прописку. Квартира, в которой он жил, была съёмная.
Ляля подступила к бабушке с разговорами о возможном её, Лялином, семейном счастье, но надо было только чуточку потесниться.
Бабушка кричала, брызгая и пенясь слюной: – Прописка ему, живоглоту? Как же? Утрётся. Накося-выкуси!
– Да он же почти муж мне, бабушка! – недоумевала Ляла.
– Как же, муж! Тебе тот Карома тоже почти мужем числился! И что? Что? Внучку чёрную, как головешка мне подкинула и опять: «Муж, муж!»
– Как ты можешь так говорить, бабуля? Ты же Бэлочку любишь!
– А при чём тут Бэлочка? Бэлочка не виновата, что её мама перед каждым ноги раздвигает и всех мужьями называет. Бэлочка – это Бэлочка, а ты со своим слабым передком – это другая история!
Вскоре с горизонта пропал и возможный претендент на руку Ляли. А рядом постоянно был Витёк, ну, тот, из подворотни. Вот кто согласен был в ЗАГС хоть завтра.
Бабушка его одобряла потому, что тот привязан был не только к Ляльке этой сумасшедшей, но и Бэлочку любил. Он же её из роддома забирал! Вот такая история.
Ляля меньше всего хотела замуж за Витю. Она хотела такого как Каромо. Бывают мужики, которым сразу хочется дать. К таким именно мужикам принадлежал Каромо. А Витя? Вите давать не хотелось вообще. Ни сразу, ни потом. Но пришлось, и дать, и замуж пойти.
Витю бабушка с удовольствием прописала, и семья собралась покупать большую квартиру. Деньги у Ляли были, и немалые. Она собралась их тратить безоглядно. То, что Каромо будет всю жизнь содержать Бэлочку, это было ясно с первой его встречи с дочкой.
Ляля немного боялась, что когда Каромо узнает, что она уже при муже, то содержание их с Бэлочкой притерпит обрезание. Ничего подобного не произошло. Каромо прислал потрясающий подарок на свадьбу, кажется, он был даже рад. Типа: «Баба с возу, кобыле легче!» Но не в материальном смысле, а вроде рад, что пристроена.
А Ляля собрала семейный совет. На совете присутствовал помолодевший и подтянутый папа. Папа ушёл от мамы. Жил со своей аспиранткой. История тривиальная и древняя как мир.
Получалось, что семью разбила Лялечка. Она открыла папе глаза на маму, и развязала им обоим руки. Мама пустилась в блуд, папа маму запрезирал и тоже пустился во все тяжкие. В итоге, он живёт на съёмной квартире с любовницей. А мама, не смирившаяся и не простившая, живёт одна на Воздухофлотском проспекте.
Папа хотел квартиру разменять, но не знал, как к маме подступиться. Теперь он мечтал впихнуть маму в Лялину однушку, Воздухофлотскую квартиру отдать Ляле, а Ляля пусть поможет ему с покупкой двухкомнатной ближе к центру.
В итоге, Ляля сэкономит, папа не дожжен будет идти на склоки с мамой. Осталось только уговорить маму освободить шикарную квартиру на Водухофлотском и вбиться со всеми своими комодами и трюмо в Лялину однушку.
На переговоры с дочерью пошла бабушка с норковым манто, упакованным в марлю, наперевес.
Александра Яковлевна сильно сдала. Она стала неумеренно блондироваться, от чего походила на белокурую Жози из «Неуловимых мстителей». Причём, на Жози, вышедшую в отставку.
Такое раннее старение изумило бабушку. Прошло то каких-то четыре-пять лет. Видимо, расставание с мужем пришлось ох как труднее Саше, чем изгнание дочери из отчего дома.
Когда до Александры дошло, чего от неё хотят бывшие родственники, разразился очень некрасивый скандал.
– И не мечтайте! И не надейтесь! И эта шмындричка дешёвая со своим интернациональным довеском! И вон из моего дома!
Бабушка устало поплелась к дверям, перекинув «взяточную» шубу через руку.
– А шубу оставь! – металлическим голосом скомандовала Шурочка.
– Эта ещё себе сто шуб вылежит, а мне уже не светит! Но учти, шубу я беру как компенсацию за мои нервы и позор твоей внучки! В наших взаимоотношениях это ничего не меняет!
Бабушка заявилась домой без шубы и без надежды на мирные переговоры.
И Ляля взялась за дело. Но поскольку с ней мама общаться отказалась на отрез, все переговоры шли через папу и бабушку.
В результате сложных и лихо закрученных комбинаций, Ляля через полгода въехала в квартиру своего детства на Воздухофлотском проспекте, папа с молодой женой аспиранткой жил в двухкомнатной квартире с высоченными потолками с лепниной, в центре, на Прорезной. А Александра Яковлевна прекрасно расположилась тоже в двухкомнатной, но на Чоколовке.
В своей новой старой квартире Ляля успокоилась душой, как-то отогрелась Витькиной безоглядной любовью. Стала мягче, и женственность её расцвела в полную силу. Подрастала Бэлочка, залюбленная и забалованная прабабкой и отчимом.
Бэлочка знала, что у неё есть папа, богатый папа, живёт во Франции, и когда Бэлочка вырастет, то обязательно уедет к нему навсегда. Никто ей этого «уедет навсегда» не обещал, она сама себе это придумала и обещала, и сама же в это поверила.
Ей даже казалось, что она помнит, как папа её носил на руках. А Витька! Что Витька? Витька хороший, добрый, конфеты покупает.
Бэлочка должна была уже идти в первый класс, когда от воспаления лёгких умерла бабушка-прабабушка. Дом осиротел сразу. Куда-то подевались борщи, вкусные пирожки, фаршированная рыба. Растаял уют.
Ляля целыми днями пропадала на работе в своей редакции. Вычитывала ляпы в чужих шедевральных произведениях! Вот тебе и журфак! Но Ляля с упорством маньяка каждое утро бежала в свою редакцию.
На плите оставляла трёхлитровую кастрюлю щей, и оставьте меня в покое! Ей было с Витей удобно, тепло и скучно. От этой скуки она и сбегала на свою Голгофу. Подальше от кастрюль и Бэлочкиных уроков. За успеваемостью дочери следил Виктор.
Витя недоумевал: зачем гробиться за гроши в редакции? Лучше бы домом занималась и ребёнком. Зарабатывал Витя неплохо.
Он бесконечно, как легендарный отец Фёдор жил в каких-либо начинаниях. Но если и случались в его бизнесе удачи, то все они были какими-то однобокими, какими-то не надёжными. Он был вообще со слегка сдвинутой точкой сборки. Но на хлеб с маслом, да ещё и с колбаской сверху хватало.
Надо отдать ему должное – он никогда не разевал рот на жирный Лялин каравай не только с маслом, но и с икрой. Его девочки были одеты и обуты темнокожим другом нашей страны, у Лялечки водились серьёзные деньги, но Витя не злился и не завидовал.
