– Все будет в порядке, Филипп. Вы же поблизости и я позову вас, если понадобится.
Молодой; тевтон отпустил, ее руку с явной неохотой. Питер схватил брата за плечо, и они горячо заспорили о чем-то на немецком. Мег, которая уже привыкла к таким ссорам, возникавшим всякий раз, когда она заставляла их отступать от педантичного выполнения своих обязанностей, не стала обращать внимание на близнецов и проскользнула в дверь.
При ее появлении шум за столиками мгновенно стих. Один вид женщины по своему воздействию был сравним здесь с мощным землетрясением. Оглядываясь по сторонам, Мег удивлялась, как это ветхое строение смогло уцелеть после толчков землетрясений, периодически сотрясавших город.
За длинной полированной стойкой бара вдоль всей стены тянулись полки, сплошь заставленные бутылками всевозможных, форм и размеров. Там же стояли модели парусников, лежали бронзовые компасы и секстанты. На других стенах висели моржовые клыки. Некоторые были покрыты изящной резьбой; другие, белые и гладкие, еще ждали ножа одинокого моряка, истосковавшегося по прекрасному. Во множестве висели картины в рамах. Возможно, они были приколочены к стенам; впрочем, казалось, им не давала упасть опутавшая их толстая паутина.
Название «Дворец паутины», придуманное для своего салуна Эйбом Уорнером, вполне соответствовало виду заведения. Стойка бара, стаканы, столики и пол блестели чистотой, но выше – стены и потолок, рамы на картинах и прочие безделушки являли собой рай для пауков. Старая мохнатая паутина свешивалась отовсюду лохмотьями, демонстрируя неаккуратность владельца как принцип.
Мег захотелось громко рассмеяться. Это заведение было самым занятным из всех ему подобных. Настоящая жемчужина Сан-Франциско, города дерзкого и эксцентричного.
Возобновившийся шумок напомнил ей, что она находится в центре мужского внимания. Ничего удивительного, хотя Мег, собираясь сюда, облачилась в самое простое из своих платьев – серое с черной отделкой, а волосы убрала под слегка сдвинутую набок шляпку. Выросшая в среде грубых и неотесанных мужчин из породы перекати-поле, которые и составляли основное население города, она рано научилась проявлять самообладание и уверенность в себе. Посетители салуна прятали глаза, не выдерживая ее прямого взгляда.
Джейкоб Тальберт сидел в дальнем углу спиной к ней. Ошибки быть не могло – только у него могли быть такие длинные густые, и темные волосы, стянутые на затылке кожаным шнурком, и такие широкие плечи, что, казалось, вот-вот лопнет обтягивающая их коричневая хлопчатая рубаха.
В нем, несомненно, есть какое-то первобытное мужское обаяние, подумала Мег, задержав взгляд на крепкой спине, бугрящейся мускулами.
Он встал и повернулся. Господи, да с таким, пронзительным взглядом серых глаз, с таким чувственным ртом, с такими большими и в то же время изящными руками ему ничего не стоило сбить любую женщину с пути праведного.
Однако сейчас в его глазах сверкали злые искорки, и было ясно, что он уготовил Мег отнюдь не роль соблазняемой красотки – так хозяева разбрасывают белые кости вокруг своих закопанных сокровищ, дабы отвадить воров. Холодок пробежал у Мег по спине. Он дал однозначный молчаливый ответ на вопрос, простил ли он ей вчерашние скрытые угрозы.
Пододвинув ей стул, он с явным вызовом поднял бровь – Мег даже не ожидала, что выражение человеческого лица может быть столь красноречивым.
С бешено бьющимся сердцем Мег подошла к предложенному ей стулу и повернувшись к Тальберту спиной, присела на краешек сиденья.
Вдруг кто-то резким хриплым голосом закричал у нее за плечом:
– Поцелуй нас!
Потрясенная наглостью Тальберта, Мег вскочила и, развернувшись, хотела было отвесить ему пощечину. Но он со звериной быстротой отпрянул, и ее рука лишь рассекла воздух. Она не смогла остановиться, и по инерции ее развернуло, она запуталась в юбках, потеряла равновесие и неловко плюхнулась на стул. В ярости хотела снова вскочить, но на плечо ей легла тяжелая, как стальные вериги, рука, удержав ее на месте.
– Поцелуй, красавица, – опять раздался хриплый голос, на этот раз еще более громкий, и до нее наконец дошло, что он не принадлежит человеку.
Мег обернулась и увидела, как Тальберт погладил желто-зеленого попугая, который сидел на жердочке, сделанной из выброшенного на берег обломка какого-то судна. Оказывается, непристойное предложение исходило… от птицы. Все ее внимание было так занято Тальбертом, что она даже не заметила сидящего в углу попугая.
Вокруг раздались ехидные смешки, но Мег была слишком зла, чтобы оценить ситуацию.
– Вам надо было предупредить меня, что эта птица разговаривает, – прошипела она, едва Тальберт занял место напротив.
Он улыбнулся.
Мег в ярости скрипнула зубами. Выражение святой невинности на его лице так же подходило к ситуации, как сахар, добавленный в уксус. Видимо, ему доставило особое удовольствие поставить ее в идиотское положение.
– Здесь многие попугаи умеют подражать человеческим голосам, – с запоздалой заботой объяснил Тальберт. – А Чернобородого я люблю больше других. У него очень образная лексика.
Попугай переминался с ноги на ногу и издавал пронзительные скрипучие звуки, удивительные для такой небольшой птицы.
– Прелестно, – сухо заметила Мег.
– Попугаи придают этому месту особый шарм.
– И позволяют вам делать из меня идиотку. – Она тут же пожалела о своей сварливой реплике, хотя и не солгала. В глубине зрачков Тальберта плясали веселые огоньки.
– Вам не нравится место, которое я выбрал для нашего свидания, мисс. Маклаури?
Мег в раздражении тискала сумочку на коленях, отчаянно борясь с желанием схватить стоящую на столе перед ним кружку пива и опустить на его пальцы.
– О нет, это замечательное заведение. И… очень подходит к вашему характеру.
Почему ему так легко удается разозлить ее? В какую брешь вытекает ее знаменитое умение владеть собой? Уголки его рта поднялись в усмешке.
– Не перейти ли нам к делу, капитан? – выдавила она, заметив, что ее волнуют мягкие, настраивающие на греховные мысли очертания его рта.
Он откинулся на стуле, сложив руки на груди.
– Прежде всего объясните, зачем вам понадобились эти переговоры, если вы можете запросто арестовать мое судно по обвинению в контрабанде опиума?
– Ах это… Я раздумала прибегать к обыску.
– Вы заявляете об этом так, словно отказываетесь от приглашения на чашку чая к приятельнице, – с горечью произнес он, – Теперь вы ждете, что я буду благодарить вас?
– За то, что сохранила ваше время и избавила от неприятностей и лишних расходов? Нет, мне не нужно ваше спасибо, – с сарказмом ответила она.
– Ну и хорошо, – закончил он тему, – поскольку я не вижу смысла благодарить вас за отмену того, чего не стоило и начинать.
