От меня не ускользнула попытка внезапно сменить тему. Интересно, что за история с его отцом?
– Не на многих. Пару лет назад Лукас повел меня послушать Тейлор Свифт в день рождения. По-моему, он визжал громче меня.
Тот вечер был по-настоящему прекрасен. Музыка просто пленила, я вспоминала, как Тейлор пела под аккомпанемент одной лишь гитары всего в нескольких метрах от нас, вспомнила руку Лукаса на моем плече, его глубокий голос, подпевающий прямо мне на ухо. Это был скромный концерт тогда еще начинающей певицы, но для нас он превратился в незабываемый.
Пришло время разнести напитки, и я оставила Роберта, погрузившись в музыку и позволив ей залечить раны; я поняла, как много я упустила. Мне вдруг непреодолимо захотелось отправиться домой и послушать больше любимых песен, чего я не делала уже очень давно. Как же я была благодарна Эмме, что она включила это сегодня.
Не стоило терять все, что я любила, только потому, что я потеряла его.
Время пролетало незаметно, работы в баре прибавлялось. Роберт болтал с завсегдатаями, взгромоздившись на барный стул, а ближе к полуночи объявился Джон вместе с тремя сослуживцами и занял стол, который Эмма зарезервировала для него. Джон – полная противоположность того парня, который бы, по моему мнению, подошел Эмме, возможно, именно поэтому у них все так хорошо. Почти сразу же они с Лукасом стали лучшими друзьями, оба добродушные и уравновешенные, оба любили повторять, что выбрали «альфа-женщин». Джон вошел в бар, поцеловал меня в щеку и попросил:
– Всем пива, Роуз.
– Нет проблем. Кстати, это Роберт, – сказала я, раз уж он оказался рядом, – он приехал на ярмарку.
– За картинами Роуз, – с улыбкой поправил Роберт, и они с Джоном пожали друг другу руки.
– В таком случае у тебя хороший вкус, – сказал, улыбаясь, Джон. – Ты остановился в гостинице «Толтинг»?
– Да, планирую остаться на лето.
– Хотел бы я провести лето не на работе, – с легкой завистью ответил Джон, расплачиваясь за выпивку.
– Ну, я работаю на отца и никогда еще не был в отпуске, так что в этот раз он просто не мог мне отказать, – сказал Роберт, опуская глаза к бокалу, который он сжимал в руке, и я заметила, что костяшки его пальцев побелели.
– А чем ты занимаешься?
– Я юрист, – ответил он и сделал большой глоток.
Он заметил мой взгляд и ответил легкой улыбкой, в которой я почувствовала оттенок грусти. Хотя мне могло это показаться из-за моего собственного настроения.
– Кажется, я создан для этой работы, во мне нет ни капли творческого, – печально добавил он.
– Бьюсь об заклад, ты ходил в школу с портфелем! – попыталась подбодрить его я.
– Вообще-то так и было, – рассмеялся он, – это было обязательно в нашей школе.
– Это не школа ли Святого Иакова? – спросила проходящая мимо Эмма.
– Да! Ты ее знаешь?
Эмма кивнула:
– В школе мы вас ненавидели. Вы однажды выиграли у нас местный футбольный кубок, такое не забывается. Как мы там называли тех, кто там учился?
– Не помню, – соврала я, мечтая о том, чтобы она заткнулась, но вдруг увидела улыбку Роберта.
– А, да, «Иаковы лажают по-всякому», – рассмеялась она, и я не удержалась и тоже захихикала, вспоминая, как мы ехидно их обсуждали.
– Вот уж не думал стать объектом таких шуток в этом возрасте, мне казалось, школьные годы позади? – поднял бровь Роберт.
– В маленьком городке школьные годы никогда не заканчиваются, – отбрила Эмма. – О Боже, да ты небось был старостой?
Его шея побагровела.
– Не помню, – он подмигнул мне, и я поняла, что Эмма попала в яблочко.
– Ладно, я помню, как ты расплакалась, когда не стала старшей ученицей, – сказала я Эмме, толкая ее бедром.
– О нет, об этом мы вспоминать не будем, – ответила она и, тряхнув волосами, удалилась.
– Она так здесь заправляет, как будто все-таки стала старшей ученицей, – признался Джон, забирая выпивку.
– Сколько заплатишь, чтобы я не признавалась, что ты это сказал?
Он показал мне язык, но все же поспешил удалиться, пока я его не сдала.
– Я даже рад, что не поддерживаю дружбу с одноклассниками, предпочитаю не вспоминать то время.
– А мне нравится, что мы с друзьями знакомы вечность. Они знают меня, я знаю их – можно просто быть собой, – сказала я, и от этих слов что-то неприятно сжалось в груди.
Я отвернулась, желая, чтобы компания не расходилась.
– Звучит классно, – тихо ответил Роберт.
К нам подошел Адам.
– Когда я увижу твою новую работу, Роуз? Я бы хотел зайти и взглянуть, – сказал он так, будто заскочить ко мне и посмотреть картины было обычным для него делом. Хотя никогда раньше этого не случалось.
Может, у меня разыгралось воображение, но, по-моему, он стоял прямее, чем обычно, будто стараясь казаться выше, чем есть? Я увидела, как он взглянул на Роберта, пытаясь убедиться, что тот его слышал.
– Не на что смотреть, – оборвала его я, осматривая зал в поисках желающих сделать заказ.
– Почему? – Адам не понял, что это значило: «Я не хочу об этом говорить».
Я ощущала на себе взгляды обоих, и мне становилось жарко.
– Нет ничего готового, нечего показывать, – я оглянулась в надежде, что придет Эмма и спасет меня, но она была в другом конце зала с Джоном.
– Это никогда тебе не мешало, ты показывала мне и наполовину готовые вещи, – произнес Адам, хотя я и не припоминала ничего подобного. Но, может, это потому, что моя память вытесняла все, связанное с искусством. Я ухватилась за прилавок, чувствуя, что нетвердо стою на ногах. – Эй, не стоит делать из этого такую проблему, правда? – сказал он, втягивая в разговор Роберта. На секунду Роберт задержал взгляд на мне. – Полагаю, если ты так же талантлив, как Роуз, то сможешь показывать свои работы кому угодно и на каком угодно этапе.
– Ладно, быть может, мой талант уже исчерпал себя, – я потеряла самообладание, – ты ничего не знаешь о моей живописи.
– Я знаю, что она прекрасна, – ответил он раздражающе спокойно.
– Ничего ты не знаешь, – отрезала я. В комнате было слишком жарко. – Мне нужно на воздух. – Я оттолкнула Адама и поспешила к выходу.
На улице было темно, я вдыхала поднимающийся от моря бриз, а надо мной светили яркие звезды. Я обхватила себя руками и, глядя вверх, пыталась успокоить сердцебиение. Я понимала, что они ни в чем не виноваты. За спиной послышались шаги, я вздохнула, понимая, что повела себя грубо, но не знала, как избавиться от злости. Злости на них. Злости на себя. Злости на ту силу, что забрала у меня Лукаса и изменила все вокруг. Злости на Лукаса за то, что покинул меня. Я никогда не была вспыльчивой, но гнев будто вскипал под моей кожей, готовый взорваться из-за любой мелочи.
