— Привет. — Глупо сказал я. — То есть, добрый день, сэр. — Я опустил голову и сделал вид, что очень занят.
Джастин сощурился, но улыбнулся.
— Ты в чем-то провинился? — Спросил он благодушно.
Ой, засунь свое дружелюбие себе в карман! Учитель и ученик никогда не будут друзьями. Это то же самое, что волку подружиться с овцой.
— Устроил бардак, сэр. — Ответил я после паузы.
— Бардак? — Переспросил он.
Эти новички-учителя еще хуже перваков, ходят тут, смотрят на все с умным видом, а сами ни черта не смыслят.
— Мы выкинули мусор в окно мистера Кларксона. — Я посмотрел на него и тут же добавил: — Начальника тюрьмы, сэр.
Я думал, что он сейчас разразится наставнической тирадой, но он рассмеялся. Очень искренне, как смеются только над хорошей шуткой.
— Ясно. Тогда почему вы не моете его кабинет? — Спросил он отдышавшись.
— Уже помыли, сэр.
Джастин снова улыбнулся, прижал к себе портфель и, насвистывая какую-то песню, поплелся по коридору, обходя уже вымытые участки.
— Все равно, ты скотина, — пробормотал я себе под нос.
Я вернулся в барак позже всех, но теперь это только сыграло мне на руку: очереди к умывальнику уже не было.
— Все домыл, золушка? — Язвительно спросил Марти.
— Убирайся к дьяволу! — Шикнул я.
Марти расхохотался.
— Ой, ой, ой, какие мы обидчивые. — Передразнил он меня.
Я подскочил и налетел на него, повалив на кровать.
— Слушай, Марти, ты заткнешься или нет? Может, хочешь, чтобы тебя зарыли рядом с Колли?!
Хотя я и был младше его на полтора года, жилистые руки помогли ухватить его за воротник так, что он не мог сбросить меня.
— Эй, да ты что! — Вопил он.
Другие парни подбежали и оттянули меня силком.
— Псих! — Крикнул он мне вослед, когда я снова пошел к умывальнику.
Я повернулся к нему, обвел яростным взглядом, но ни слова не сказал.
— Ладно, парни, еще не хватало сейчас ругаться. — Малыш Питти выступил вперед и развел руки в стороны. Прям рефери на ринге.
— Что это с тобой? — Карл встал рядом со мной у раковины и оперся на стену, жуя спичку. Зубы у него были еще хуже, чем у меня, но он все равно всегда жевал спичку.
— Ничего. — Буркнул я.
— Пит прав. Это из-за Колли? Нам сейчас не резон ругаться.
Я посмотрел на Карла поверх полотенца, которым вытирал лицо.
— С чего бы?
Карл пожал плечами.
— Просто, кажется, на тебя это сильно подействовало.
— А на тебя нет? — Громко спросил я. — На вас это не подействовало?! — Я вышел на центр барака и покрутился кругом, озираясь на ребят. — Мы сидим здесь, в то время как наш товарищ лежит в могиле, между прочим, по нашей вине!
— Чего это по нашей? — Крикнул Марк с верхней кровати.
Я подошел к его койке и вцепился в решетку.
— Потому что мы повели его, зная, что в случае чего он попадется первым. Он пострадал, потому что был «перезрелком». Да разве он виноват, что попал сюда позже остальных?!
Никто мне не отвечал.
— Я не знаю, как вы, но Колли не был тем, кто повесился бы из-за изолятора!
— Но ты же сам сказал, что он признался, что умрет, если еще раз попадет туда. — Попытался возразить мне Малыш Питти.
— А ты так не говорил ни разу. Каждый из нас, после возвращения из карцера клянется, что либо убьет себя, либо убьет кого-нибудь еще, если попадет в карцер снова. Но мы опять и опять туда возвращаемся и ничего. — Я хлопнул в ладоши, будто только что открыл истину.
— Но ты же видел, все видели, как он валялся в ногах и просил освободить его. — Проговорил Марти. Справедливое замечание, ничего не скажешь.
— Но вы не думали никогда, почему он это делал? Никто из нас не унижался, как он, но разве Колли был похож на мямлю?!
Парни понурили головы, они знали, что я прав.
— Тогда что случилось? — Спросил кто-то позади меня, я не понял кто.
Я подернул плечами, будто вытрясал мусор из карманов.
— Надо узнать.
14
Учителя, те, кто жил в лагере постоянно, получали комнаты в отдельном корпусе. Их помещения были светлее, стены окрашены в светло-лиловые и бирюзовые оттенки, плиточные полы блестели от чистоты, а на потолках не было паутины. И все потому, что воспитанники трудились здесь, как рабы на плантации.
Комната Джастина была в самом углу, это была самая маленькая, узкая комнатенка, с раскладным диваном-книжкой, углы которого были расцарапаны кошкой предыдущего хозяина. На стене, напротив длинного окна, висела старая картина, изображавшая младенца на руках старухи.
Джастин курил, сидя на подоконнике, смотря на лес, напротив его окна. Было всего пять вечера и в апреле в городе в это время было еще светло, в то время как над лагерем уже сгущалась темнота. Он посмотрел наверх и приоткрыл окно, чтобы выбросить окурок. Горький запах проник в комнату и Джастин закашлялся.
— Что за черт?! — Поморщился он.
Он взял со стола блокнот и перевернул страницу назад.
«Директор Хейвс — лет пятидесяти, консервативный, замкнутый тип, трудно разговорить, не отступает от темы, скрытный.
Роберт Линч — 39 лет, начальник учебной части, раскрепощенный, странное чувство юмора, любит собак, но в комнате держит кошку.
Воспитанники:
Мартин Шип — неформальный лидер, заводила, желает быстрее перейти в среднюю возрастную группу.
Макс Парсонс — лучший ученик, способности к музыке.
Джон Рипли — замкнутый парень, с принципами, себе на уме, обостренное чувство справедливости.
Почему в лагере запрещены контакты между ребятами разного возраста?»
Он захлопнул блокнот. Добавить было нечего. Сколько пройдет времени, прежде чем его раскусят? Вопросов пока было больше, чем ответов.
Он снова сел на подоконник и посмотрел на небо, которое уже совсем было заволочено. Почему в этом городе постоянно темно?
Сейчас в отражении окна он увидел образ своей матери: молодой, с заплетенной косой вокруг головы, лучезарными глазами цвета василькового поля и добродушной улыбкой. Эта улыбка могла бы растопить Ледяное озеро на дне ада.
Его мать погибла в автокатастрофе, когда ей было тридцать семь, а Джастину тринадцать. Отец воспитывал мальчика один и к тому времени, как ему нужно было уезжать в колледж, окончательно спился. Джаст узнал о его смерти уже в колледже, как раз перед выпускными экзаменами, за что получил отсрочку на неделю для сдачи всех квалификационных работ.
