Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 61
Людмила должна была организовывать эти выступления и интервью, решать вопросы, связанные со съёмками, иногда выполнять кое-какую секретарскую работу. Платили в Фонде, в общем-то, те же деньги, что и в школе, но загрузка у неё здесь была не в пример меньше. Оставалось время и на мужа, и на дочь, которая как раз пошла в школу, и Людмила смогла на Соньке оттачивать свой педагогический талант. Впрочем, она его и так не хоронила, сделав чем-то вроде хобби и интересуясь альтернативными подходами в образовании: вальдорская педагогика, Щетинин, Волков. Они с малышкой Сонькой даже походили на занятия по методу Монтесори, где с детьми занимались всякими интересными штуками: играли с пальчиками, катали шарики, танцевали под музыку. И там дочка однажды отмочила номер. Схватила колокольчик, которым обычно ведущая собирала детей в круг, и сама зазвонила. Дети собрались вокруг неё, и трёхлетняя Сонька начала показывать им игры с пальчиками — всё, что запомнила за пять занятий!
Так что дочка у неё росла смышлёная и самостоятельная, училась без особых проблем. Вот только с отцом у неё в последний год отношения что-то совсем разладились. Вон, перед отъездом в Ставрополь как ему надерзила. Надерзила и убежала к подружке, а Людмиле потом пришлось сорок минут выслушивать истерику на тему: «Твоя дурно воспитанная дочь меня не уважает».
Людмила поймала себя на мыслях о дочери и вздохнула — соскучилась.
— Ладно, ладно, всё не так плохо, — поняла её по-своему Княгиня. — Министр с грантом обещал помочь, купим сразу монтажный комплекс, будет где и кассеты отсматривать, и фильмы собирать. Лидуша, кстати, я совсем забыла. Что у нас с описью архива баронессы де Войе?
— Всё нормально, Ольга Николаевна, ещё треть наименований осталась. Я после Лиона займусь, — поспешно ответила Лидуша.
— Нет, после Лиона тебе будет некогда, у вас с Ксенией Борисовной наступит горячее время — мы должны сделать фильм к августу, успеть получить эфир до начала сезона, чтобы нам прайм-тайм дали. А то в сентябре все эти рекламодатели очнутся, начнут время занимать, и нас опять в час ночи не понятно для кого покажут. Давай-ка ты до отъезда введи в курс дела Людмилу, она посвободнее, пусть с каталогом и заканчивает.
В Лидушиных глазах отразился ужас.
— Нет! Ей нельзя!
— Почему это? — удивилась Княгиня.
— Она всё напутает, и вообще, мне проще доделать самой, чем с самого начала объяснять кому-то! Ольга Николаевна, я справлюсь, я успею!
Лидушино лицо пошло красными пятнами. «Надо же, как разволновалась, что с работой не справится. В опалу боится попасть, что ли»? — удивилась Людмила. А вслух сказала.
— Ольга Николаевна, пусть Лидуша доделывает каталог. А я лучше с отснятым материалом поработаю, я знаю, как раскадровку делать, мне Ксения Борисовна показывала.
— Да делайте, как хотите, — сдалась Княгиня, наскоро освежая помаду на губах, — лишь бы результат был. Всё, я в министерстве. Буду к четырём.
Княгиня унеслась ураганом, и народ по случаю затишья уселся пить чай с вафельным тортиком. Тортик принесла Ксения Борисовна, а чай у них было принято пить за круглым колченогим столом, стоявшем в углу комнаты. На рабочих местах чай не пили, во-первых, потому, что Княгиня не одобряла, если кто сидел с кружкой у компьютера. А во-вторых, после того как Миша выплеснул чай на бумаги и клавиатуру, которую пришлось разбирать и просушивать, повторять его подвиг никому не хотелось.
— Люда, а что с вами случилось? Вы сказали, в пятницу были неприятности? — спросила Ксения Николаевна, нарезая тортик на кусочки.
— Да, стыдно говорить. Я в метро под поезд упала, — ответила Людмила, показывая ссадины на ладонях.
— Что? — Ксения Николаевна от неожиданности оперлась о край стола, и тот накренился.
— Осторожно, чашки! — успела подхватить чашки Нина. — Люда, разве можно так пугать!
Людмила пожала плечами.
— А… как? — не смогла толком спросить Ксения Борисовна, но Людмила её поняла.
— А бог его знает. Кто-то толкнул в спину, там толчея была, а я на краю стояла. Ну, и упала прямо под поезд.
— Люд, а приведения что, тоже чай пьют? — с интересом рассматривал её Миша.
— Не знаю. Я пока жива, как видишь, — улыбнулась Людмила. — Да ладно вам всем, всё обошлось, ладони только ссадила и коленки ободрала. Ну, и испугалась, конечно, до обморока. Я не очень в курсе, как все потом было, говорят, на рельсы успела лечь ничком, да и поезд не доехал — я у первого вагона упала. У меня провал в памяти, помню с того момента, как в комнате дежурной мне ватку с нашатырём дали понюхать.
— На, — Ксения Борисовна придвинула ей чашку с чаем. — Видно, ангел-хранитель у тебя сильный, раз от верной смерти уберёг.
— Ну да, работы ему в последнее время хватает, — кивнула Людмила.
— Всё, не могу больше этого слушать, — Лидуша резко встала из-за общего стола, схватила кружку и пошла за свой стол. — И чего только люди не придумают, чтобы на себя внимание обратить!
— Лидуша, ты что? — удивилась Нина. — Какая муха тебя укусила?
— Никакая. Всё, не мешайте работать, мне письмо в посольство нужно составить и программу визита расписать.
Они допили чай в молчании, всем было неловко из-за неожиданного Лидушиного взбрыка. Пауза тяготила, и когда Нина позвала.
— Пошли, покурим!
Людмила с облегчением вышла на лестницу постоять за компанию. Миша потянулся за ними.
— Во, бесится наша старая девушка, а? — хохотнула Нина, прикурив от Мишиной зажигалки.
— Я всегда говорил — сексуально неудовлетворённая женщина опасна для общества, — согласился парень с таким видом, словно степень этой самой удовлетворённости зависела лично от него.
— Ой, а тебе откуда знать? — удивилась Нина и предположила, — Наверное, её любовник бросил.
— Чей любовник? — не понял Миша.
— Ну не мой же! Лидушин любовник. У неё мужик завёлся, наконец, точно знаю. Месяца два уже. Нет, точно, перед майскими это было. У неё телефон на столе звонил, я трубку сняла, а он мне: «Лидонька?» И так проворковал, что я прямо обмерла.
— А с чего он тебя Лидонькой назвал? — совсем запутался в сюжете Миша.
— Да потому что перепутал! У нас ведь с ней голоса похожи, сам знаешь!
— А! — дошло до парня. — И что?
— То. А как-то в конце мая я утром пораньше приехала, зашла в комнату, а Лидуша по мобильному воркует: «Да, любимый! И я тебя, родной!». И смеётся так, по-русалочьи. Ну, ты знаешь, — кивнула Нина Людмиле, как посвящённой в тайны женских обольщений. Миша этих тайн явно не знал и призадумался.
Призадуматься было о чём — тридцатидвухлетняя Лидуша опасалась мужчин. В Фонд она пришла работать примерно год назад, перейдя к ним с какого-то кабельного телевидения. Работала старательно и самозабвенно — другие возле Княгини не задерживались — но выдавала очень странные реакции на самые простые житейские ситуации. Так, забредшие в кабинет электрики — проводка в особняке была старой, не рассчитанной на такое количество чайников и компьютеров, поэтому периодически на каком-нибудь этаже вырубался свет — напугали её до ступора запахом перегара и деликатным «итыть», которым один из них, щуплый мужичонка с мятым лицом, пользовался для связки слов. И когда они ушли, Нине пришлось отпаивать Лидушу чаем, а та возмущалась: «Ну как могут быть люди такими грубыми и необразованными? Вы заметили, какая от них шла агрессия? Мне казалось, что если бы я осталась с ними одна, они бы просто кинулись на меня!». «Ага, и надругались», — согласилась Нина, и Лидуша смертельно обиделась. И не разговаривала с ней целую неделю, сообщив Людмиле, что ничего другого от женщины, нагулявшей себе ребёнка, ждать не приходится. Потом как-то с ней случилась истерика, когда Ксения Борисовна купила малышу внуку костюмчик, не угадала с размером и принесла обнову на работу — вдруг кто купит? Спросила: «Лидуша, взгляни, может, тебе пригодится»? А Лидуша вдруг разрыдалась и стала кричать, что уж от Ксении Борисовны она такого не ожидала. Бедная режиссёрша, добрейшей души человек, перепугалась, начала извиняться, и поскорее убрала костюмчик — очень славный, кстати, трикотажный, с аппликацией-медвежонком на спинке кофточки и медвежьими ушками на шапочке — с глаз долой. А Лидуша, которой Людмила скормила горсть таблеток валерьянки, ещё с час всхлипывала над стаканом с водой и приговаривала, что с их стороны жестоко тыкать ей в лицо её одиночеством. Нина и Миша, появившиеся тогда ближе к обеду и пропустившие шоу, так и не поняли, отчего Лидуша сидит с опухшими глазами. А Людмила поняла, что девушка очень сильно озабочена неустроенностью в личной жизни. И при этом, судя по тому, как она разговаривает с Мишей или иногда заглядывающим по делам заведующим архивом фонда Лёней — строго, на «вы», будто заранее ждёт от них какой-нибудь гадости — она боится мужчин. В то же время с пожилыми мужчинами, их постоянным оператором Всеволодом Ивановичем и сценаристом Львом Романычем, Лидуша общалась более свободно. У Людмилы сложилось впечатление, что девушку сильнее всего напрягают молодые мужчины, возможные женихи. И тут вдруг — любовник и смех русалочий.
Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 61
