Если бы она только знала, что Стивен вовсе не был соседским мальчишкой. По крайней мере, если тебе не посчастливилось жить по соседству с Мюнстерами.[12]
Она пристально смотрела на него с каждой унцией ненависти, которую чувствовала.
— Где я, и что я здесь делаю?
Ответил пожилой мужчина:
— Вы наша заложница и Вы в нашем… убежище.
Ого, он был так любезен.
— Заложница для чего?
Ответил Стивен:
— Чтобы заставить твоего мужа прийти к нам.
Она рассмеялась над абсурдностью этого заявления.
— Вы шутите?
— Никаких шуток, — сказал старик. — Веками моя семья охотилась за ним, пытаясь убить порочную чудовищную тварь, которой он стал.
— И мы охотились за тобой, — произнес «Тощий», отступая от дверного проема.
Старик кивнул.
— Но всегда и ты, и он спасались.
— Вау, это говорит не в пользу ваших навыков, если учесть, что я даже не знала о преследовании.
Он бросился вперед, чтобы ударить ее, но Стивен остановил его.
— Не надо, Дитер. Она всего лишь пытается спровоцировать тебя.
— И у нее получается.
Ретта откашлялась, чтобы привлечь их внимание к себе.
— Просто из любопытства, почему вы охотились за мной?
Стивен подошел к ней поближе и самодовольно ухмыльнулся.
— Потому что ты — то единственное, как мы знаем, что заставит Вэлкана выступить открыто. Он никогда не попадался на те приманки, что мы ему подбрасывали… до сих пор.
— М-да, что ж, дружище, у меня для вас плохие новости. За мной он тоже не придет.
Дитер издевательски усмехнулся.
— Конечно, придет.
Она покачала головой.
— Вряд ли. Экстренное сообщение, парни. Все вы оказались замешаны в уголовном преступлении без веской на то причины. Я видела муженька ранее сегодняшней ночью, и он четко объяснил, что больше никогда не хочет видеть меня вновь.
Мужчины обменялись озадаченными взглядами.
— Она врет? — по-немецки спросил Стивена старик.
Ретта заставила себя не закатывать глаза. Несомненно, они не настолько глупы, чтобы думать, будто она не говорит по-немецки?
— Должно быть, — резко ответил Стивен. — Святой Боже, мужик был посажен на кол из-за нее. Все столетия, что наш род следит за ним, он никогда не был с другой женщиной, иначе мы бы использовали ее, чтобы добраться до него. Нет даже упоминания о случайных связях, и он постоянно следит за Эспереттой. Посмотрим правде в глаза, оборотни никогда бы не пожертвовали дочерью, которая осталась с ней, если бы он не был абсолютно непреклонен в желании защитить ее. Мужчина, который ненавидит ее, так бы не поступил.
Тощий согласился:
— Оборотень, которого я пытал и убил, сказал, что Вэлкан хранит ее комнату такой, какой она покинула ее пятьсот лет назад. Там даже есть платье, которое она надевала на свадьбу. В его спальне висит ее портрет, написанный, когда она была человеком, и лежат фотографии, посланные ему, чтобы доказать, что она жива и счастлива. Каждую ночь он пристально вглядывается в снимки. Не может быть, чтобы он не защищал ее неприкосновенность. Если бы он ненавидел ее, то уничтожил бы все воспоминания о ней столетия назад.
— Более того, — с оттенком злобы произнес Стефан, — она живет как монахиня. Я не смог добиться от нее даже поцелуя за все то время, что знал ее. Она просто пытается защитить его. Я уверен в этом.
От этих слов у Ретты перехватило дыхание. Это была правда. Она никогда не прикасалась к другому мужчине. Никогда ни одним не интересовалась. Конечно, она говорила себе: однажды обжегшись на молоке, будешь дуть и на воду. И у нее не слишком хорошо получалось назначать свидания, не говоря уже о замужестве, смертным мужчинам, которые начнут задаваться вопросом: почему она не стареет. Несмотря на то, что было множество способов лгать о пластической хирургии, прежде чем ее бессмертие станет очевидным.
И все это время она убеждала себя, что Вэлкан не был верен ей. Во времена их жизни ни одна женщина даже ожидать не могла супружеской верности от своего мужа. Это было немыслимо. Даже ее отец, будучи убежденным христианином и требуя абсолютной преданности от своих подданных, был известен наличием любовниц.
Так она убедила себя, что Вэлкан на самом деле не тосковал по ней. Что он получил все, что хотел, и использовал ее, чтобы убить ее отца.
Могло ли быть такое, что Вэлкан действительно любил ее? Что ему не хватало ее?
Если это так, то она заслуживает смерти от их рук. Потому что если это правда, то она веками наказывала мужчину за одно-единственное преступление — любовь к ней.
Никто не должен страдать из-за этого.
Конечно же, она не была настолько глупа. Или была?
Я просто бешеная сучка.
Неудивительно, что Вэлкан велел ей проваливать. Еще повезло, что он не придушил ее. Стиснув зубы, чтобы остановить боль, сжигающую ее изнутри, Ретта попыталась как можно отчетливее вспомнить то, что он сказал в ту ночь, когда она покинула Румынию. Она могла видеть лунный свет на его лице, кровь на его доспехах.
Они спорили, но теперь она не могла вспомнить ничего, кроме своего смятения и страха перед ним. Ретта была абсолютно убеждена в том, что Вэлкан пытался убить ее, похоронив заживо. Что он лгал о настойке, которую дал ей.
Но лгал ли он?
Пожалуйста, пусть я не ошиблась. Пожалуйста.
— Он не придет за мной, — произнесла Ретта сквозь сжатые зубы. — Я знаю, он не придет.
Дитер сузил свои крысиные глазки.
— Увидим. Не то, чтобы это имело значение. Так или иначе, мы убьем тебя.
Было почти пять утра, когда Вэлкан обнаружил себя в одиночестве в своей спальне. Опять же он всегда был один в своей спальне. Боже, он был таким глупцом. Любой уважающий себя мужчина просто нашел бы согласную женщину и удовлетворил жар в чреслах, вызванный женским телом.
Но Вэлкан отказывался отрекаться от клятвы, данной Эсперетте. Он поклялся перед Богом своего отца чтить ее и беречь себя только для нее, и он придерживался этой клятвы.
Даже несмотря на то, что ненавидел себя за это.
Лишь одна женщина владела его помыслами, вот почему он презирал ее так сильно. Она оставила его ни с чем. Забрала даже его мужское достоинство.
Будь она проклята!
Внезапно раздался стук в дверь.
— Я просил оставить меня одного, Виктор, — прорычал он, думая, что это был его оруженосец.
