Не отрываясь, он рассеянно погладил ее по голове, почесал заухом, провел рукой по спине, сделав пальцы вдоль позвоночника грабликами. Юлиявыгнулась от наслаждения, внезапно повернулась, взглянула в его страннопотеплевшее лицо.
— У тебя была собака?
Он вздрогнул, мечтательное выражение из глаз выдуло, кактуман под лопастями вентилятора. Лицо даже посерело, кожа на скулах натянулась.
— Да, — ответил он негромко.
— Такая же рыжая?
Он смолчал, хотел высвободиться, но Юлия уцепилась за егоруки. Он медленно разлепил губы, которые теперь двигались медленно, словнопришли в движение скалы из красного гранита.
— Извини… я не хотел тебя обидеть.
— Ты меня не обидел, — ответила она быстро. —Когда моя… моя Зита умерла, я неделю жила на корвалоле. Меня с работы отпустилина три дня. Пластом лежала. До сих пор не могу смотреть… смотреть на собак!
— А я кусок хлеба не мог проглотить, — шепнул онневесело. — Она всегда сидела на кухне… Я бросал по ломтику все, что ел.Она поймает и… смотрит так хитро: я уже съела, бросай еще… Извини.
Юлия сказала торопливым шепотом:
— Это ты извини!.. И спасибо тебе. Это тебе спасибо,понимаешь?.. — Он наклонился, его твердые губы коснулись ее щеки. Онаслабо усмехнулась: — Услышал бы кто нас. Двое придурков. О чем разговариваем?..
— Нас поймет тот, у кого на руках умирала его собака.Чью голову держал в руках… и ничего не мог изменить.
Он снова поцеловал ее как ребенка, умолк на полуслове. Поего лицу метнулась тень тревоги. Уши шелохнулись, как у зверя, ноздрираздулись, словно он, как пес, ловил и понимал запахи.
— Что случилось? — спросила она почему-то шепотом.
— Быстро иди в ванную, — велел он. — Изакройся там.
— Но что…
— Быстро! Черт, где же это я проморгал… Осел, какойосел! Они уже на балконе.
Голос его был незнакомый, жесткий, совсем не голоспокровительствующего мужчины. Напуганная, она поспешно встала, в квартире тихо,слышно, как далеко за окном взвизгнула тормозами машина, но рыжеволосыйподнялся, руки растопырены, в глазах уже не тревога, а откровенный страх.
Юркнув в ванную, она прикрыла за собой дверь, замерла,прислушиваясь. В комнате мертвая тишина. Тихохонько приоткрыла дверь, чтоб наполглаза, ахнула. Олег спокойно сидел на диване и читал газету!
Она набрала в грудь воздуха для возмущенного вопля, рука уженапряглась, чтобы дверь распахнуть с треском… и тут на балконе зазвенелостекло. Удар был сильным, она слышала звон осколков по дубовому паркету. Тут жегрохнуло, послышался тяжелый топот.
Балконная дверь вылетела на середину комнаты. Следомневероятно быстро ворвались чужие люди. Один влетел в кувырке, она едва успелапонять, что из этого комка костей и тугих мускулов торчит ствол автомата, тутже простучали частые сухие выстрелы, словно в комнате вдруг застрочили три иличетыре швейные машинки.
Пули со страшной силой ударили в человека. Газета в егоруках осталась странно нетронутой, только его самого трясло, вжимало в спинкудивана. В дверную щель было видно, как из пробитой груди брызнули… опилки!Широкие дыры от пуль зияли на спинке дивана, на стене за диваном. Юлия своимиглазами видела, как одна пуля ударила в щеку и сорвала кожу напрочь. Мелькнулстрашный ряд белых зубов, непривычно крупных, их тут же залило кровью, но черезмгновение там было все то же невозмутимое лицо человека, который смотрел вгазету.
Один из бандитов подскочил вплотную, приставил ствол ко лбужертвы, явно намереваясь разнести ее вдребезги. Олег в последнем смертномусилии вскинул руки, словно пытаясь ухватиться за ствол….
И в этот момент прогремели пистолетные выстрелы. Ониследовали один за другим настолько быстро, что почти слились в один. Человек вмаске вздрогнул. Из середины лба выплеснулась тонкая струйка крови. Еще трибандита роняли автоматы, поворачивались вокруг оси, только последний успелнажать на спусковой крючок, и короткая очередь вспорола потолок.
Олег вышел из-за второй портьеры. Пистолет он на ходу пряталв кобуру сзади на поясе. Юлия перевела потрясенный взгляд на диван. Вся спинкаизорвана в клочья, торчат пучки синтетической начинки, но нет ни Олега, ни дажегазеты…
Она видела, как Олег наклонился над одним, всмотрелся, азатем спокойно наступил ему на горло. В наступившей тишине неприятно хрустнуло,словно собака перекусила крупную кость.
Глава 5
В ужасе, едва не теряя сознание, она тихонько притвориладверь, опустилась на край ванны. В черепе стучали молоточки, а к горлуподкатила тошнота. В плечо уперлось горячее, она прижалась к колену трубы,страшась грохнуться на пол: если явятся новые бандиты, то услышат, придут иубьют. А то и вовсе, не потрудившись даже сдвинуться с места, выпустят взакрытую дверь сотни пуль из этих скорострельных автоматов…
В голове стучало все громче. Ей показалось, что просиделавечность, никто не приходит, дверь не разлетается от ударов раскаленныхкомочков металла. Ее пальцы сами коснулись дверной ручки.
Через щель видно, что балкон зияет выбитой дверью, в комнатеразгром. Четверо мужчин в знакомых по фильмам пятнистых костюмах спецназа, счерными масками на лицах, превратились в залитые кровью тряпки, лежат бездвижения. У одного голова запрокинулась, на месте правой щеки страшно скалятсязубы. Под левым глазом темный кружок запекшейся крови. Он окружен валиком,похожим на кратер погасшего вулкана. Она с ужасом поняла, что это место, кудавошла пуля.
Олег оглянулся, развел руками:
— Что-то им возле нас как медом намазано, верно?
Она прижала руки к груди:
— Что?.. Кто ты?
— Успокойся, — сказал он. — Я не марсианин.Идет отработка одной сложной операции. Ну, все должно быть как наяву. Это некровь, понимаешь?
— А что? Что?
— Краска, — сказал он. — Как в пейнтболе.
— Пей… пейнтболе?
— То же самое, — успокоил он. — Я ж говорю, отработкаодной сложной операции. Но нужно, чтобы все было как в жизни. Ты же знаешь, чтодля тренировок строят даже копии городов, куда собираются заброситьдиверсантов…
Она о таком расточительстве краем уха слышала — вот кудауходят налоги, — даже видела в каком-то фильме, судорожно перевела дух:
— Ну, ты и сволочь!.. Не мог предупредить!
— Не мог, — признался он. — Все надо делатьбудто взаправду.
Дрожь, что сотрясала ее, вырвалась наружу. Она ощутила, чтослезы брызнули даже из ушей. Она заревела, в груди стало горячо, в глазахповисла мутная горько-соленая пелена, зато огромные ладони держали ее какребенка, одновременно гладили, как ребенка, по голове и, как кошку, по спине,даже вроде бы почесали за ухом.
