Мои дрожащие от нервного напряжения и всех потрясений сегодняшнего дня пальцы сами собой переплетали бахрому тряпкообразной скатерти в лохматые, топорщащиеся нитками косички. Вот уж никогда бы не подумала, что способна создавать подобное безобразие.
— Ну а мне на ристалище рассуждать особенно некогда было, а то я, наверное, пришла бы к таким же логичным и толпе естественным выводам. Ну, вот и результат… — с тоской вздохнула я, бросая вконец истрепанный и запутанный край скатерти и на всякий случай стискивая руки на колеях. Пришлось признать хотя бы себе самой: что-что, а подумать я во время экзамена, кажется, так и не удосужилась.
Трой слегка приосанился, собираясь пройтись насчет превосходства мужского интеллекта над женским, но потом глянул в мое огорченное и расстроенное лицо и придержал мысли при себе. Ну и правильно, потому что критики своих действий я бы не потерпела. И без того тошно.
Тут подошла разносчица с нашим заказом, и следующие десять минут я была очень занята. Тройдэн, умничка, знал, куда меня вести. Серьезный выброс магической энергии всегда сопровождается потерей и физических сил, а тут еще стресс и треволнения последних дней поспособствовали, и я накинулась на еду, как изголодавшаяся гарпия на тушу павшей от ящура коровы. Через некоторое время я подняла голову от тарелки и наткнулась на такой взгляд Тройдэна, что невольно вздрогнула и уронила вилку.
— Ну чего ты на меня так смотришь?! Не желая растрачивать остатки магических сил и левитировать беглый столовый прибор, я сползла с табуретки и теперь, шаря руками по полу, вещала из-под стола, как шарлатан, изображающий вызов потустороннего духа, — Если противно — отвернись.
— Да при чем тут противно! — вспыхнул приятель, которого и впрямь всегда перекашивало при виде крови.
— А то я не вижу! — Я вылезла из-под стола, обтерла вилку салфеткой и вновь взялась за еду, демонстративно не обращая внимания на здорово побледневшее лицо Тройдэна, — Да, я ем полусырое мясо! И что? Я сегодня не трансформировалась, но мою вторую ипостась все равно нужно хоть иногда чем-то подкармливать! Это нормальные потребности моего организма!
— Да никто с тобой не спорит, ешь спокойно. В конце концов, все мы темные, хмыкнул Трой, и впрямь отворачиваясь. Подумаешь, какая нежность и ранимость! Морщит нос, как какой-то светлый. Посмотрел бы он, что та же Финелла иногда ест! Да у нас на факультете все такие — и ничего! Вздохнув, я вернулась к нашим баранам:
— Кто и за что меня хвалил?
— Между прочим, даже Аррин, с которым у тебя сложились самые «нежные» и «трогательные» отношения, признал, что светлые заклинания были единственным возможным выходом. Против тебя использовали заклятие Тьмы изначальной, а ты знаешь, что это такое.
Я знала. Заклинания воззваний к изначальным сущностям доступны далеко не каждому искуснику, а сопротивляться им можно было лишь при помощи противоположной
— Значит, есть надежда, что экзамен я не провалила?
— Да какое там провалила! — весело отозвался Трой. — Все отзываются о тебе как об очень умной, находчивой и сильной в магическом плане девице.
— Ну, спасибо. — Уф, будто камень с души свалился. Значит, не все еще потеряно. — Ладно. Завтра все узнаю. Дай мне, пожалуйста, мою сумку.
Приятель оглянулся, как бы ища, куда спрятаться, и начал шить глазами. Я тут же поняла, что означает это нервное поведение, и грозно привстала с табуретки:
— Как? Ты потерял мою сумочку?! Сумочку, которую я тебе доверила перед выходом на ристалище?!
— Я, кажется, случайно забыл ее на трибунах! Она, наверное, все еще там на лавке валяется! — попытался оправдаться Тройдэн, бестолково размахивая руками и творя воззвания к богам. Интересно, это он небожителей молит, чтобы его слова оказались правдой, или от меня защиты просит? Я, немало возмущенная небрежно-беспечным отношением к тому сокровищу, каким для каждой девушки является ее сумочка, с наслаждением выскалила на приятеля зубы:
— Да я тебя сейчас прибью и съем, чтобы добро зря не пропадало!
— Э, э, э! Попрошу без клыков! — Трой отшатнулся так поспешно, что едва не опрокинулся назад вместе с табуреткой, и, опасаясь повторения моего выпада, вскочил, — Мы ее найдем!
— Мы?!
— Ну ладно, ладно, я! В конце концов, на твоей сумке заклинаний понавешано больше, чем на несущих стенах и фундаменте Темной Школы. Я искренне сочувствую неосторожным, вздумавшим полюбопытствовать, что у тебя там лежит.
— Какая разница? — причитала я, торопливо подъедая остатки мяса. — Моя бедная сумочка! Ты должен был беречь ее пуще глаза!
— А я и берег! — слишком искренне для правды отозвался Тройдэн. Небось как получил мою торбу, так сразу про нее и забыл, хорошо еще, если не в угол какой-нибудь зашвырнул, чтобы под руками не мешалась. — Просто… просто…
— Ладно уж! Ты еще придумай, что тебя, без пяти минут искусника, обокрали! — Я, дожевав последние куски, встала и ослепительно улыбнулась Трою. Тот, зная, что без причины я так лучезарно усмехаться не буду, на всякий случай попятился, как бы случайно отгораживаясь от меня стулом. Ха, можно подумать, такая ерунда меня остановит, если я всерьез вздумаю поучить приятеля жизни! — Но тебе придется дать мне откупное: кошелек остался в сумке, платить за обед мне нечем!
Тройдэн, поняв, что его потери ограничатся только деньгами, просиял так, что я невольно улыбнулась вновь, на сей раз без всякой насмешки или ехидства. Ну как ребенок, честное слово! Как будто я всерьез собиралась его загрызть и съесть! Что я, светлая, что ль, какая, чтобы на темных ни с того ни с сего бросаться?!
Часа через два, бросив в своей комнате благополучнейше возвращенную сумку (она лежала на трибунах, там, где сидел Тройдэн; пряжка на клапане слегка дымилась, видимо, на содержимое сумки покусился кто-то не шибко грамотный, не сумевший разобрать предупреждающие и охранные руны), я спустилась в конюшни, занимавшие почти половину цокольного этажа Школы. Впрочем, конюшни — это слишком обобщенно и неконкретно. Ученикам позволялось держать любых ездовых животных, поэтому в обширном помещении, разгороженном длинными жердями и деревянными щитами, можно было с успехом ознакомиться со всем разнообразием прирученных тварей, населяющих Темную Империю, — мы-то, в отличие от светлых, раскатывающих только на лошадях и, кто побогаче, на единорогах, не боимся ни чуии'сан,[3]ни триат,[4]ни таринн.[5]
— Ненависть! — тихо позвала я, подходя к одному из загонов. Из глубины большого полутемного денника раздалось вопросительное посвистывание, потом восторженный взвизг и частый цокот когтей. Я страдальчески зажмурилась и даже присела, как будто это могло спасти от того, что сейчас произойдет. Естественно, не помогло. В голове словно взорвалась пара заклинаний, сплетенных из несопоставимых энергий Созидания и Разрушения. В ушах зазвенели крохотные серебряные колокольчики, дикой болью отдаваясь в висках. Я зашипела, втягивая голову в плечи и стискивая прижатые к груди руки. Перед глазами мельтешила белая муть с частыми кроваво-алыми вкраплениями, словно кто-то высыпал на снег полмиски отборной спелой клубники. В следующую секунду я, еще не очухавшаяся после мысленной атаки, очумело трясущая головой, была погребена под десятипудовой тушей моей валерисэн, тут же с энтузиазмом взявшейся вылизывать старательно отворачиваемое лицо своей хозяйки.
