Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 73
— Кстати, о надувных игрушках! Надо купить Масе новую зебру, — вспомнила я. — Давай сначала забежим в спорттовары, ладно?
Ирка не возражала, потому что была на машине, так что к «Первому дивизиону» мы подкатили минут через десять после окончания супершоу «Фабрика героев». И тут меня поджидала неприятная неожиданность: оказалось, что все зебры кончились, остались только собаки. Меня долго уговаривали взять какую-то надувную беспородную помесь, но я решительно отказалась. По моему настоянию давешний шустрый продавец отправился на склад, пропадал там битый час, но зато вернулся с охоты на резиновых мустангов с гнедой лошадкой, отличающейся от нашей покойной зебры только мастью.
— Мне бы все-таки хотелось полосатую, — протянула я, с сомнением глядя на шоколадного конька.
— Скажешь ребенку, что полоски отмылись, — предложила Ирка.
— «Попарился Царевич-лошадка в баньке и стал краше прежнего…» — пробормотала я, вспомнив утреннюю сказку, коллективно сочиненную в утешение ребенку. — Нет, я лучше скажу, что лошадка стала коричневой, потому что сильно испачкалась. Масе это понравится, он будет чувствовать в коняге родственную душу.
До пирожных мы добрались только в пятом часу.
— Совсем как англичане, они ведь пьют свой чай как раз в пять часов! — радовалась Ирка, шумно отхлебывая из чашки.
— Файф-о-клок, — кивнула я. — Но англичане только говорят, что они пьют чай, на самом деле они в пять часов плотно кушают.
— Мы тоже будем плотно. — Подруга решительно придвинула к себе блюдо с выпечкой.
И мы стали есть пирожные, запивая их не каким-то там чаем, а горячим шоколадом цвета нашей новой резиновой лошадки, посаженной мной на соседний стул. Лошадиная морда умильно улыбалась, и где-то на пятом пирожном я почувствовала, что ко мне в полной мере вернулся мой природный оптимизм.
— Что может быть лучше, чем файф-о-клок в дружеской компании! — расслабленно воскликнула я, улыбнувшись Ирке и потрепав по холке шоколадную лошадку.
— Разве что тихий вечер у домашнего очага! — подхватила Ирка.
И сглазила!
Мой тихий вечер у домашнего очага ознаменовался затяжным скандалом у соседей. В девятом часу вечера в квартире над нашей поднялись ор и гвалт, сопровождавшиеся детским визгом и небрежно отредактированной мужской руганью. Шумело большое и в данный момент явно не дружное семейство Суньковых.
— Что там происходит? — не выдержала я.
Колян задумчиво поднял глаза к потолку, с которого снежинками осыпалась побелка, и предположил:
— Может, Людмила рожает?
— Ей еще рано, она только на восьмом месяце, — неуверенно возразила я. — Конечно, бурные события минувшей ночи могли вызвать досрочные роды, но я сомневаюсь, что для многодетных Суньковых в этом процессе сохранилась прелесть новизны. Нет, там не рожают. По-моему, наоборот, кто-то кого-то убивает.
Сказав это, я вздрогнула и поежилась. Вспомнила, что одного нашего соседа уже убили!
— О, классическая тема: Василий Суньков-Грозный, убивающий своего сына! — оживился Колян, который ничего не знал о трагической гибели Алика. — С матерным криком: «Я тебя, е-п-р-с-т, породил, я тебя, е-к-л-м-н, и убью!»
Наверху что-то шумно упало, отчего протестующе тренькнули подвески нашей люстры. Мы с Коляном переглянулись. Скандал явно шел по нарастающей и не обещал закончиться в ближайшее время, хотя близилась пора ночного отдыха. Вопли голосистых Суньковых помешают уснуть Масяньке, и это будет очень обидно, потому что малыш весь вечер добросовестнейшим образом объезжал своего нового скакуна, устал и уже зевал во весь ротик. Мы с мужем начали даже надеяться, что сегодня мне не придется укачивать ребенка, а Коляну — исполнять колыбельные песни в стиле рэп, что Мася уснет сам, без всякой убаюкивающей программы, и тогда папа и мама тоже смогут пораньше отправиться на боковую.
— Пойду-ка я узнаю, что там происходит, — Колян кивнул на потолок и встал с дивана перед телевизором.
— Лучше я!
— Почему это ты лучше? — Муж немного обиделся.
— Потому что дипломатичнее! — с намеком сказала я.
Колян стушевался. Только на прошлой неделе он бестактно вмешался в педагогический процесс, который Василий Суньков осуществлял в отношении старшего сына.
Оболтус Сашка в очередной раз отличился, метнув под лавочку, на которой мирно восседала пенсионерка Крутикова, самодельный взрывпакет. Магниевая бомбочка рванула что надо, к бабушке Крутиковой пришлось вызывать «Скорую». Скорой была и расправа Сунькова-отца над Суньковым-сыном. Пока медики откачивали полумертвую от страха старушку, Василий пытался вернуть к жизни Сашкину совесть. В качестве реанимационного оборудования использовался старомодный, но эффективный прибор — обычный ремень с литой пряжкой. Суньков-старший тут же, во дворе, выдернул его из штанов, отчего те начали предательски сползать, так что Василий вынужден был ограничить воспитательное воздействие одной правой рукой. Левой он удерживал одновременно и штаны, и Сашку.
Колян, подошедший к дому в разгар показательной порки, проявил солидарность с пылающим праведным гневом отцом и доброжелательно посоветовал Сунькову:
— Василий, смени руку, устанешь!
После чего чувствительная Людочка Сунькова не здоровалась с ним три дня.
— Я быстро. А ты пока начинай купать Масю! — сказала я мужу, открывая шкафчик с детскими вещами.
Домашняя ссора, какой бы шумной она ни была, являлась внутренним делом семейства Суньковых, и я понимала, что моему приходу они вряд ли обрадуются. Нужен был приличный повод для визита и одновременно способ задобрить хозяев. Долго думать не пришлось — я давно собиралась отдать Людочке пакет с разнообразными одежками для младенца. Наш Масяня уже прошел ползуночно-распашоночную стадию, и я могла снабдить немалым приданым ожидаемого Суньковыми малыша с порядковым номером шесть.
Заплаканная Людочка приняла мешок с младенческим обмундированием с благодарностью. Багровый от гнева Василий тоже, кажется, обрадовался появлению на сцене нового лица.
— Вот, погляди на этих обормотов! — вскричал он, обращаясь ко мне.
Обормоты — трое старших сыновей — рядком стояли посреди комнаты, опустив головы и сложив руки, как футбольные защитники. На мальчишеских физиономиях изображалось нарочитое смирение.
Из дальнейшего рассказа Василия Сунькова выяснилось, что обормоты опять учудили. Началось с того, что Суньков номер-три нашел где-то опасную бритву и срезал ею оранжерейные цветы в частном питомнике, который устроила на общественной клумбе многострадальная бабушка Крутикова. Цветы, чтобы не пропали зря, предприимчивый мальчик отнес учительнице, а бритву у него по пути в школу отнял Суньков номер-два. Впрочем, тот сделать какую-нибудь пакость с применением режущего инструмента не успел, потому как принял предложение старшего брата «махнуть режик на жваку». Початая пачка «Орбита», конечно, была слабой компенсацией за превосходную бритву с ручкой из настоящей черепахи, но коммерческое предложение, сделанное брату Сашкой Суньковым, носило ультимативный характер: или честный обмен, или насильственный отъем. Суньков-второй проявил благоразумие.
Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 73
