Катя своей подмышкой ощутила его холод. Выждав пять минут, она достала градусник, чувствуя заложенность в носу и неприятное жжение в горле.
– 37 и 8, – сказала она вслух, – вот черт! Все-таки заболела. С утра мне как-то нехорошо, не надо было приходить.
– Что же делать-то? – растерялась Нина.
– Куда же я народ дену? Дай мне маску и вызывай первого…
Дальше для Кати начался долгий и утомительный прием. Череда лиц сливалась в один общий фон. Все шли со своими болячками, недугами и проблемами.
– Куда вы все к врачу-то лезете? – возмущалась Нина Степановна. – Вам же просто таблетки выписать, так? Вот и садитесь ко мне, я выпишу.
– А мне все равно надо к Екатерине Григорьевне, – оскорбилась полная бабулька, – она мне и давление смерит и, может, еще что посоветует. Последнее лекарство, Екатериночка Григорьевна, мне очень хорошо помогает.
– Давление держится в установленных границах? – спросила Катя.
– Вообще не поднимается, – заверила ее полная старушка.
– Давайте снизим дозу, я убираю полтаблетки с вечернего приема, посмотрим… – сказала Катя.
– Как скажете, Екатерина Григорьевна.
– И приходите на контроль давления, если дома аппарата нет, – сказала Катя.
– Можно без талончика? А то уж больно тяжело их достать.
– Ну и хитрая же вы, Петрова, – не выдержала Нина, – к Екатерине Григорьевне и так всегда самая большая запись, вот таких, как вы, принимает, никому отказать не может!
– Приходите, – улыбнулась сквозь маску Катя, – зови следующего.
Нина продефилировала к двери, покачивая необъятными бедрами и постукивая высоченными каблуками, подчеркивающими ее значимость.
– Следующий!
Кате даже иногда казалось, что Нина специально не дает починить в их кабинете кнопку вызова больного, совмещенную в коридоре с лампой над дверью, чтобы самой проплывать величественным кораблем и покрикивать на пациентов. Специально для этого предназначались и эти «лакированные» туфли из клеенки, купленные на вьетнамском рынке за 300 рублей, но об этом знала только Катя.
– Можно к вам, Екатерина Григорьевна? – просунулся щуплый старикашка.
– Опять вы, Лосев? – всплеснула руками Нина. – Ну сколько можно над нами издеваться? Вы же со второго участка! У Екатерины Григорьевны своих пациентов полно, и вы еще ходите!
– Дочка, да моя врач даже не смотрит на меня никогда, только кричит! Такая невнимательная, я только к вам могу, Екатерина Григорьевна. – Старик умоляюще смотрел на нее.
Нина рассерженно поправила прическу, зная, что Катя не сможет отказать старику.
– Проходите, – глухо сказала Катя, чувствуя, что у нее от жара пересохло во рту, – что, все живот болит?
– Болит, дочка, болит.
– Ложитесь на кушетку. Знаете, Петр Федорович, вам бы все-таки в больницу лечь на обследование. Гастроскопия язву не показала, а боли у вас уже второй месяц и не проходят.
– Ой, не проходят, – согласился старик.
– Надо бы в больницу, смотрю, похудели вы.
– Да, портки с меня сваливаются. Не могу я в больницу, дочка, участок у меня же с курями. Кому я их оставлю? – поднялся с кушетки Петр Федорович.
– Если с вами что-то случится, кто будет с вашими курами? Здоровье дороже, ляжете на обследование, и точка, – ответила Катя и кивнула Нине: – Пиши направление в гастроэнтерологию, подозрение на кишечную непроходимость, частичную, не-выясненной этиологии. А за курами вашими попросите соседей по даче присмотреть.
– Ну хорошо, раз уж вы, наш свет в окошке, так решили, так тому и быть. – Петр Федорович вздохнул и продолжил: – Даже не знаю, как вам и сказать, Екатерина Григорьевна, – старик оглянулся, – я ведь это… с жалобой.
– Вот дает! – гаркнула Нина. – Занимает чужое время, врач сама еле на ногах держится, а он еще и с жалобой.
– Да не на вас! Упаси бог! К вам я как на праздник. Очень вы чуткий и хороший человек, Екатерина Григорьевна, хотя вы для меня еще совсем девочка. Я, как вы верно подметили, не с вашего участка, и в моем подъезде двумя этажами выше живет одинокая женщина Камила Георгиевна Ксенофонтова. Мы с ней иногда общались, она – сердечница, у меня – желудок и суставы, и я тоже одинок. В общем, мы жаловались друг другу, иногда помогали по хозяйству. Тут я не видел ее несколько дней, заволновался и зашел к Камиле домой. Она долго не открывала мне, а потом открыла и сказала, что очень плохо себя чувствует, что вызвала врача на дом. Через два дня я ее, бледную и растерянную, встретил у подъезда и спросил, как у нее дела.
– Лосев, нам еще прием вести! – прервала его Нина.
– Да-да, конечно! Я быстро! Так вот, Камила мне ответила, что ей все так же плохо, что она каждый день вызывает участкового терапевта на дом, а та еще ни разу не пришла.
– Не может быть, здесь какая-то ошибка, – ответила Катя.
– Я не знаю, уважаемая Екатерина Григорьевна, правда это или нет, но не доверять Камиле у меня нет причин. Она действительно выглядела из ряда вон плохо. А потом, было два раза такое и со мной. Я дважды вызывал Инессу Филипповну на дом, будучи с высокой температурой и не в состоянии дойти до поликлиники, но оба раза ее не дождался в течение всего дня, – сказал старик.
– И что? – угрожающе спросила Нина. – Вы хотите, чтобы Екатерина Григорьевна еще и по вашему участку ходила, к вашей Камиле?! Ну нет у людей совести! Лосев, хоть не хотела я этого говорить, но скажу. Вы разве не видите, что у Екатерины Григорьевны больные ноги и она, сдерживая слезы, ходит по своему участку, а вы предлагаете ей еще и к вам наведываться за спасибо? А «спасибо» на хлеб не положишь!
– Нина! – одернула ее Катя.
– Да я все понимаю, просто не знаю, кому пожаловаться? Мы, старики, получается, самые незащищенные слои населения. Я бы и рад заплатить вам, Екатерина Григорьевна, но, к сожалению, у меня нет денег. Пенсии еле на еду хватает, без излишеств. Я также понимаю, что врачам незаслуженно мало платят, но нельзя же совсем из-за этого на вызов не приходить?
– Успокойтесь, Петр Федорович, я разберусь, обещаю вам, – сказала Катя, которая чувствовала себя с каждой минутой все хуже и хуже.
– Следующий! – вызвала Нина, давая понять старику, что пора и честь знать.
За этот прием Екатерина приняла сорок шесть человек. Кате становилось все хуже и хуже, появилась острая боль в горле и окончательно заложило нос. Она мерила больным давление, хотя кроме пульсации собственных сосудов ничего не слышала, голова гудела так, что она не могла даже качественно прослушать легкие своих пациентов. Ее то трясло, то бросало в жар. Прием задержался на 45 минут, но Катя приняла всех желающих. Одна бабулька принесла две банки соленых огурцов в дар врачу и две сетки с яйцами с собственного подворья.
