От зари, до зари,От темна, до темна —
О любви говори,Пой гитарная струна!Ла-ла-ла, ла-ла-лаАа-ла-ла-а, ла-ла-ла!Ла-ла-ла, ла-ла-лаАа-ла-ла-а, ла-ла-ла!..Не знаю, как остальные, но я понял, для кого он старался. А уж он старался, о чём свидетельствовали свист, визг и улюлюканье восторженной толпы.
– Эх, где мои семнадцать лет! – воскликнул Леонид Андреевич.
– А мои двенадцать, – отозвалась Ольга Васильевна.
– Мама в папу в пятом классе влюбилась! – вставила Люба.
– Ещё бы! Кот ещё тот!
– О-ольга Васильна! Как вам не ай-яй-яй?
– А то нет!.. Нет, девчонки, не ходите замуж: за музыкантов!
– А за кого, за сынков профессоров? – не преминула кольнуть Люба.
– Или за комбайнёров… – не без намёка вставил Леонид Андреевич.
Я что-то такое слышал про колхозный картофельный роман. Совершенно невинное, глупое, что-то вроде сохранённой до свадьбы открыточки к Первомаю или Восьмому марта из самой далёкой деревни, куда однажды, ещё учась на повара, ездила с подружкой Ольга Васильевна, в самую, так сказать, страду и послевоенный относительный голод. Ну, и пострадала вечерок или два под «саратовские страдания». И всё! И ничего более! А поди ж ты!
– А что? – тут же огрызнулась принимавшая всё всерьёз и глобально Ольга Васильевна. – По крайней мере, им теперь в посевную и уборочную хорошо платят! Не то что некоторым!
– Н-да. Где мои семнадцать лет… – совершенно другим тоном произнёс Леонид Андреевич.
– Помалкивал бы, вечный юноша!
Маша с сёстрами помирали со смеху. Одному мне было не до смеху. И не только Любины колкости были тому причиной, но и штаны, которые при ходьбе опускались на подтяжках, мешая шагать, и мне то и дело приходилось их поддергивать. И руки сунуть в карманы не мог: они были под мышками. А тут ещё Леонид Андреевич стал подливать масла в огонь.
– А ты чего рубашку выпустил? Ну и видок!
– Модится, чай… – хмыкнула Ольга Васильевна.
– Какое там!.. Как голодранец! Заправь!
Я безмолвствовал.
– Ну, заправь же, ну! Сразу видно, в армии не служил!
И он пустился в свои армейские воспоминания. И так до самого дома то вспоминал армию, то призывал меня к исполнению её устава. Я насилу дождался, когда достигнем заветной калитки.
