Роз немедленно с ним согласилась. Ей постоянно приедалось жить в одном и том же окружении, тянуло сменить обстановку. Но зрелище, открывающееся из широкого окна, зачаровывало ее…
Она присела на один из высоких стульев с одной стороны стойки, разделяющей маленькую кухню надвое. Мейсон остался с другой стороны, зажег газовую плиту.
— Яйца подойдут? Я не особо умею готовить, но омлет сделать смогу.
— Омлет меня вполне устроит. Это окно всегда было такое огромное?
Мейсон налил ей еще одну чашку кофе, а заодно и себе тоже. Взбивая в миске яйца с молоком, ответил:
— Нет, оно представляло собой уменьшенную версию этого. Я кое-что подправил.
По правде сказать, слово «подправил» не совсем подходило. Мейсон выпотрошил старый маяк до основания, настелил дубовые полы, заменил систему освещения, прорезал окна большего размера.
— Значит, ты вырос в Гавани шансов?
Ему стало ясно, что у нее в голове не укладывалось, что человек добровольно может провести столько времени в одном месте.
— Точно. Сражался каждое утро с Марни за право первым занять ванную в доме родителей, пока не отправился в колледж.
— Колледж? — удрученно переспросила она. — И чему ты там учился?
— Уголовному праву.
— Немного странная специализация для владельца бара, не находишь?
Он пожал плечами.
— Но не для полицейского.
— Полицейского?
— Шесть лет, Детройт. А после — частный сыск.
— Мейсон Страйкер, частный сыщик, — пробормотала Роз, отхлебывая кофе. — Звучит, как в телесериале.
В профессии Мейсона не было и доли очарования телевизионных детективов. Ему куда лучше многих известно, какой поганой может быть настоящая жизнь. Не всегда, конечно, но и заманчивого в его прошлой работе мало. Большую часть времени он проводил у телефона или в машине, ища ответы на возникшие вопросы. Ну, и побегать приходилось немало. Проверяя версии, общаясь со свидетелями.
Не слишком опасная работа, нет. Пока не теряешь бдительности.
Пока не покупаешься на ложь.
Мейсон подкрутил газ и вылил содержимое миски на сковородку.
Ели они в молчании. Роз так и не смогла понять, отчего так внезапно у Мейсона испортилось настроение.
Сразу после полудня они завернули на парковку у небольшой беленькой церквушки, по праву гордящейся остроконечными башенками и рядом сверкающих чистыми стеклами стрельчатых окон.
Худшего кошмара в жизни Роз не случалось.
— Не могу я туда идти, — сказала она, когда Мейсон направился к двери.
— Не обязательно быть католичкой, чтобы зайти внутрь.
Она стиснула губы в отчаянии. Он не понимает сути.
— Смотри, как я одета.
Смотри, кто я такая, подумала она.
— Неважно, как ты одета. Бог принимает любого.
Легко говорить тому, на ком приличные штаны и чистый свитер. Тому, кто никогда не сидел, скорчившись под каким-нибудь грязным мостом или в задрипанном подъезде, проклиная своего создателя, а то и вовсе сомневаясь в его существовании.
— Обещаю, все будет отлично, — сказал Мейсон, беря ее за руку. — Мы сядем сзади. Никто нас и не заметит.
Не заметит? Роз могла поклясться, что вся паства замолкла на полуслове при их приходе. Во всяком случае, часть гимна оказалась скомканной. Возможно, потому, что открытая Мейсоном дверь находилась сбоку церкви, не так далеко от алтаря.
— Мне казалось, ты обещал, что мы сядем сзади? — прошипела она сквозь зубы, стараясь не замечать десятков разглядывающих ее глаз.
— Обещал, но мы опоздали.
Человек в церковном облачении медленно шествовал по центральному проходу впереди группы людей мрачного вида, каждый из которых что-то нес. Роз не относила себя к ярым католикам, но знала достаточно, чтобы догадаться, что этот человек — кюре, и месса уже началась.
Роз и Мейсон поспешили по боковому проходу, минуя ряд за рядом занятые скамьи. Только когда они добрались до последнего ряда, Роз заметила, что Мейсон все еще держит ее за руку. Потом он перекрестился. Роз повторяла все за ним, стараясь не привлекать к себе дополнительного внимания. Ей казалось, что она вошла в ритм вставаний и последующего усаживания.
Мелодии, старательно играемые органистом, не имели ничего общего с теми, что остались в ее воспоминаниях о посещениях баптистских служб с семьей усыновителей номер три. Тем не менее было что-то трогательное в словах гимнов, в частности одного из них. Ей понравилась идея вознестись ввысь на крыльях орла. Уже после окончания мессы, направляясь к выходу, она поймала себя на мурлыканье этой мелодии.
Кое-кто, проходя мимо, приветствовал Мейсона по имени, обменивался с ним рукопожатиями и дружески трепал по спине, посылая в ее сторону любопытный взгляд или неуверенную улыбку, а затем вежливо здороваясь после его представлений. А он представлял ее всем и каждому.
— Это Рози Беннет. Она недавно в городе, работает в таверне.
Он говорил чистую правду, и все-таки она чувствовала себя обманщицей, которую в любую минуту могут разоблачить.
Возле машины они обнаружили улыбающуюся Марни. Мейсон насупился.
— Не знала, что ты католичка, — обратилась Марни к Роз.
— Я и правда не католичка.
— Давно ли ты посещаешь дневные службы? — хмуро поинтересовался Мейсон.
— Мы с Хэлом сегодня проспали, не успели к десяти, — легко пожала плечами Марни, хотя хитрая кошачья улыбка заставляла усомниться в достоверности ее слов. Обращаясь к ним обоим, она спросила: — Какие у вас дальнейшие планы?
— Думал отвезти Рози в магазин за покупками, а после, возможно, сможем попасть на спектакль.
— Какой насыщенной жизнью ты живешь, Мейс. Весь выходной расписан, — поддразнила Марни.
Упоминание о том, что воскресенье — единственный день, когда таверна не работает, вызвало у Роз неловкость.
— Знаешь, Мейсон, тебе совершенно необязательно везти меня в магазин. Он недалеко, покупать много я не собираюсь. Могу и прогуляться. Погода отличная.
Брат и сестра посмотрели на нее так, словно у нее выросла вторая голова.
Пятью минутами позже Мейсон высадил Роз у магазина дешевых товаров, пообещав вернуться через полчаса.
— Только заеду ни бензоколонку через дорогу. Надо помыть и заправить джип.
Когда Мейсон вернулся, Рози направлялась в сторону кассы. Он заметил ее сразу, как только вошел в магазин. Фигура ее, высокая и тонкая, выделялась в толпе. Бросалась в глаза и ее одежда, непрактичная для зимнего города, продуваемого холодными ветрами с озера.
Он не лицемерил, успокаивая ее относительно потертых джинсов и старенького жакета. Бог действительно не обращает внимания на такие вещи. Но Всемогущий гораздо терпимее к нюансам одежды, нежели матушка природа.
