Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 52
– Тяни! – потребовала она, возобновляя нарушенный ритм. – Тяни! Сделай мне больно!
Я тянул ее за волосы и испытал жутковатое чувство, что уже делал это раньше. Но я не делал.
Поверьте, я бы запомнил. Но я не мог отделаться от мысли, что хорошо знаком с этой сценой. Ее слова, даже то, как она двигалась на мне, о чем-то напоминали.
– Вот так! – выдохнула она. – Сильней!
Я потянул сильнее. Она ускорила ритм. Нащупала мою правую руку и прижала ее к своему правому соску. Я ущипнул его, но не слишком сильно. У нее перехватило дыхание, спину покрыла рябь беспорядочно сокращавшихся мышц, бедра напряглись. И вместе с этим на меня снова накатила волна узнавания. Голова закружилась, когда я постарался сохранить трезвой хотя бы часть рассудка. Неужели я полностью его потерял? Неужели я делал это раньше?
– Сильней! Сильней! – повторила она. – Ущипни! Ущипни!
Я приподнялся и стал искать движущуюся мишень – ее клитор. Когда я нашел его, Кира обхватила мой палец и стала тереть им клитор. Мы терли вместе, быстрей и быстрей. Мы были уже на пороге оргазма, и я ждал, когда она начнет кричать: «Прошу! Прошу! Прошу!» Но этого крика так и не последовало.
– Так, любимый, – пропела она. – Вот так! Сильней. Силь.. ней.
Задыхаясь, она едва выговорила эти слова. И опять – слова и даже интонация были мне знакомы. Но откуда?
– О, боже, Уайетт! Уайетт! Уайетт! – закричала она, цепенея и содрогаясь с такой силой, что даже кровать заходила ходуном. – Уайетт.
Недоумение растаяло, пока я в оргазме извивался под ней. Уайетт Розен был придуманным мной персонажем, детективом, который действовал в двух моих романах: «Кони-Айленд в огне» и «В Милуоки в стикбол не играют». В «Стикболе» Розена цепляет газетный репортер Энн Кертис. Пытаясь понять механизм расследования, которое Розен ведет в отношении одного якобы коррумпированного конгрессмена от штата Висконсин – переселившегося туда бруклинца, отсюда и название книги[8], – Кертис закручивает с детективом страстный роман. Утром после их первой совместной ночи Энн Кертис будит Розена именно так, как это проделала со мной Кира. Кертис произносит те же слова, что говорила Кира. Не удивительно, что данная сцена показалась мне знакомой. Написал ее я.
– Ты лучше, чем Энн Кертис, – сказал я, притягивая к себе Киру.
– Спасибо, – прошептала она. – Эта сцена между Уайеттом и Энн – самая эротичная из всех, что мне приходилось читать. Ты будешь смеяться, но когда Зак дал мне твою книгу, я сначала не хотела ее читать.
– Не слишком большая поклонница детективной литературы, да?
– Да. И я не хотела ранить чувства Зака еще и этим.
– Что слу…
– Давай не будем об этом, – оборвала меня Кира. – Я уже давно хотела с тобой познакомиться, но никогда не думала, что мы будем вместе.
– Мечтай о большом, так я обычно говорю. – Я рассмеялся.
Она игриво стукнула кулаком по моей руке и провела волосами по моей груди, по животу.
– Насколько я помню, Энн не могла насытиться Уайеттом, – проговорила Кира, беря мой член в рот.
Энн Кертис, разумеется, лгала в этом вопросе. Но по какой-то непонятной причине я не стал напоминать об этом Кире.
Охота за ниточками
Мы вместе приняли душ. При свете Кира была более оживленной. Я хотел, чтобы мы вместе позавтракали, но она отказалась. Она осуществила мечту. А мечты утром заканчиваются, сказала она, не надо продлевать их искусственно. Продлевая мечты насильно, разрушаешь их. Нам нужно было возвращаться в наши реальные жизни. Ей – пойти в свою комнату и найти доклад об экзистенциальном романе двадцатого века. Мне – искать Зака.
Пока она одевалась, мы разговаривали. Я спросил о ее одиночестве. Она не стала уходить от темы. Родилась она в Токио, но отца, вице-президента компании «Джепэн Эрлайнз», перевели в Чикаго, когда ей было четыре, в Сан-Франциско – когда ей было девять, в Лос-Анджелес – когда ей было одиннадцать, и, наконец, в Нью-Йорк, когда ей исполнилось четырнадцать.
– Я была кем-то вроде дочери военного, – печально сказала она, – но без поддержки со стороны других людей с такой же судьбой. У детей военных по крайней мере есть своя база. Потом, когда мне было семнадцать, отец получил серьезное повышение, и его отозвали назад, домой.
– А ты осталась?
– А какой у меня был выбор? Не японка. Не американка. Я и то, и другое – и ни то, и ни другое. Хороших друзей у меня здесь не было, но их не было и там. Мои японские родственники были мне чужими. В Америке хотя бы есть место для таких вот неподходящих людей. Дома, нет, ты слышишь?.. извини. В Японии с неподходящим человеком обращаются, как с торчащим гвоздем. Забивают молотком в доску. Я не позволю, чтобы меня забили.
– Я это вижу. Ты очень храбрая, – сказал я.
– Нет, Дилан. Храбрыми могут быть только те люди, у кого есть выбор.
Я снова спросил, как и накануне вечером, не знает ли она кого-нибудь из друзей Зака, кто мог бы помочь. Ее ответ не изменился. Они с Заком ревниво охраняли свои отношения, не общаясь с приятелями друг друга. Она спросила, можно ли ей зарегистрироваться в гостинице со мной. Я ответил, что это глупый вопрос, и спросил: помечтаем ли мы еще вместе? Она ответила – нужно посмотреть, что принесет вечер. И на этом мы разошлись.
Я отправился в местную блинную и заказал завтрак, которому позавидовал бы даже мой дядя Сол. Дядя Сол был единственным из известных мне людей, кто мог бы обедать, все еще расправляясь с завтраком. А шотландского виски он выпил столько, что вполне хватило бы удержать на плаву авианосец. И вреда ему это не приносило. Солу было восемьдесят четыре, а выглядел он на шестьдесят. Кому нужны отруби и минеральная вода?
Где-то между омлетом с сыром и рубленой ветчиной с овощами мне удалось прочитать местную газету. Она вполне оправдывала ваши ожидания: две страницы местных новостей, две страницы новостей национальных и международных – свежих, только что с ленты, передовица, посвященная различиям в районировании, и двадцать три страницы рекламы.
Я уже собирался отложить ее, когда невольно услышал, как два парня, по виду сторожа колледжа, злобно обсуждали кого-то по фамилии Джонс. Их злость крепко отдавала расовой ненавистью. Слова «черномазая скотина, толкающая крэк» стояли на первом месте в списке их любимых фраз. «Черная сука пошла по стопам своего папаши» занимал второе место. Я вернулся к третьей странице «Риверсборо газетт». Заголовок гласил: «СЕГОДНЯ ВЫБИРАЮТ ПРИСЯЖНЫХ ПО ДЕЛУ ДЖОНС».
Валенсия Джонс была большой новостью в Риверсборо. Первокурсница мисс Джонс была остановлена из-за разбитой задней фары, когда выезжала из города во время весенних каникул. Несмотря на то, что и права, и документы на машину были в порядке, полицейские обыскали автомобиль. Видимо, в Риверсборо черное лицо плюс «БМВ» равняется достаточному основанию. В результате поиска были обнаружены два пузырька с наркотиком, который копы называют «Изотоп». Сравнительно дешевый и легко производимый, «Изотоп» является гораздо более мощным химическим вариантом ЛСД. В газете говорилось, что, по словам полицейских, только в одном пузырьке, найденном в отделении для запасного колеса машины мисс Джонс, содержалось достаточно «Изотопа», чтобы накачать весь Нью-Йорк. Но поскольку в вопросе наркотиков никогда нельзя верить ни газетам, ни копам, я прикинул, что «Изотопа» в том пузырьке хватило бы отключить весь Бронкс. Но как бы то ни было, это все равно большое число ньюйоркцев в состоянии наркотического опьянения.
Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 52
