Когда миссис Херш с Нэнси дошли до верхней площадки лестницы, Джейк юркнул в спальню — как он надеялся, незаметно.
О-хо-хо.
Дверь спальни приоткрылась. Господи, нет! — подумал Джейк. Но то была Нэнси.
— А, кецеле! — пропела она. — Сперва сисю маме искусал, а теперь вон где скрываешься!
Джейк хихикнул.
— Можно я сегодня на суд приду?
— Ни в коем случае.
— Джейк, — вновь начала она нерешительно, — я кое о чем хотела спросить тебя…
— Про «Харродс»?[37]— скривившись, сразу догадался он.
— Да.
Сразу представились шикарные, сплошь дуб и мрамор, туалеты рядом с мужским парикмахерским салоном.
— Да не станут они с этим париться. К обвинению тут ничего не пристегнешь, уточка моя.
— А как насчет твоего приятеля сержанта Хоура?
— Знаешь, я тут подумал и решил: того, что в этом участвует Хоур, не надо бояться. Он вообще-то удивительно симпатичный малый — нет, правда-правда! — и зла на меня не держит совершенно.
— Откуда ты знаешь?
— Да мы с ним уже и шутили по этому поводу…
— Ой, Джейк, ну до чего же ты наивный!
Потом, в тот самый миг, когда он хотел было ее обнять, рядом вдруг возникла миссис Херш. Джейк сразу напрягся.
— Удачи тебе в суде сегодня.
— Удача сегодня понадобится не мне, а Гарри.
— Вот уж кому бы в аду гореть!
— Мам, он все-таки мой приятель. Кроме того, мы там как бы заодно… Подельники. К тому же — как посмотреть — мы, может быть, по нынешним временам еще и мученики, тайные святые. Вроде ламед-вавников[38]. Или наподобие Жана Жене. Ну, про него тебе все Нэнси объяснит.
С тем хлопнул дверью и был таков.
Миссис Херш опустилась на кровать.
— Вы не представляете, как тяжело быть матерью. Какая это боль…
— У меня тоже есть дети, миссис Херш. А если он окажется в заключении…
— Как вы можете такое даже думать!
— Но я должна об этом думать.
— Ну, я тогда и вовсе домой не поеду. Буду все время здесь, бок о бок с вами, пока нужна вам. Останусь, и не сомневайтесь! С замужеством вы влились в еврейскую семью, милочка, где все друг дружку всегда поддерживают. В несчастье мы всегда вместе! — Опустив глаза, миссис Херш расправила пижаму. — Это замечали многие выдающиеся социологи.
Нэнси подняла с полу коричневый кашемировый жакет Джейка и отвела в сторону скользящую на роликах раздвижную дверцу его встроенного шкафа. И слишком поздно заметила, что сзади тихо подошла миссис Херш и заглядывает через ее плечо.
— Что это? — с придыханием произнесла миссис Херш.
— Ничего, — сразу вся вспыхнув, пробормотала Нэнси.
— Ничего? Ничего себе ничего!
В углу красовалось военное снаряжение, в том числе винтовка с оптическим прицелом. Это помимо причиндалов для бодибилдинга.
— Ах, это… — Нэнси изобразила смешок. — Это не Джейка. Его приятеля… да. Он актер… вот, оставил тут…
— А как же тогда эта лживая сучонка? Нет, я понимаю, что она шлюшка, но вчера на суде ее адвокат разве не сказал, что…
— Я же говорю, это одного актера.
— Ах, актера! То есть, стало быть, для спектакля?
— Да, — сказала Нэнси. И с таким еще наж-жимом. А выглянув в окно, обратила внимание, что Джейк осторожно подбирается к террасе, на которой ничего не подозревающий младенец сучит ножками в колясочке.
С улыбкой глядя на пятимесячного кроху, Джейк исподтишка протянул к нему руку и щелкнул пальцами. Никакой реакции. Черт, подумал он, похоже на локомоторную атаксию — она же tabes dorsalis или спинная сухотка (болезнь нервной системы, проявляется в беспорядочных движениях конечностей при ходьбе). Среди прочих симптомов нарушение слуха и зрения.
Озадаченный, Джейк поднес руку ближе, снова щелкнул пальцами. Со страшным треском щелкнул. Младенец, который до тех пор счастливо гулюкал, замолк и нахмурился. Он нахмурился — это Нэнси различила даже из окна — и стал суров как Джейк, от чего ее глаза помимо воли наполнились слезами.
— Джейк, пожалуйста, перестань мучить ребенка! — крикнула она в окно.
— Я играю со своим сыном!
— Я все вижу. Отстань от него, Джейк.
Едва успев захлопнуть окно, Нэнси чуть не столкнулась с миссис Херш, оказавшейся прямо за ее спиной. Ладонь к щеке, в глазах ужас, с дрожью в голосе спрашивает:
— Он что, бывает жесток с ребенком?
— Да ну, что за ерунда, миссис Херш.
Сэмми, еще в пижамке, чуть не упав, влетел в спальню, зажимая под мышкой книжку комиксов про обезьянку Микки. Оказывается, ему не терпелось спросить:
— Чем кончается лето и начинается осень?
— Вы слышите? — уважительно округляет глаза миссис Херш. — Это в его-то возрасте!
— Да ну тебя, Сэмми, перестань. Тебе пора одеваться. В школу опоздаешь.
— Тут хитрость есть, — не унимается Сэмми.
— Слышите: хитрость!
— Чем кончается лето и начинается осень?
— Не знаю.
— Мама не знает, золотце. И я не знаю.
— Сдаетесь?
— Сдаемся, сдаемся, деточка.
— Буквой «о»!
— Буквой «о»! — Миссис Херш всплескивает руками, обнимает Сэмми. — Умница ты моя!
Обогнув кровать, Нэнси удаляется в свою ванную, но миссис Херш неотступно следует за нею, сканирует глазами полки, с жадностью вбирая каждую деталь; наконец, поднимает бутылку «Arpege».
— Какая огромная бутылка духов!
— Это туалетная вода.
Миссис Херш дергает плечом, опускает глаза. Что бы у нас ни делалось, все не так. Ее взгляд падает на биде; сразу отворачивается. С точки зрения миссис Херш — и Нэнси это отчетливо понимает, — биде это зловещий в своей развратности гоише выверт. Приспособление для оргий.
— Вы меня извините, — ровным голосом произносит Нэнси. — Мне надо помыться.
— Гм. Пойду соберу Сэмми в школу. С большим удовольствием!
Пока сидел в кабинете и ждал, когда за ним заедет на дорогущем черном «хамбере»[39]его адвокат Ормсби-Флетчер, Джейк просмотрел остальную утреннюю почту в надежде на хоть какой-то знак сочувствия со стороны Люка. Нет, ничего. Первым из пачки вынулось письмо, написанное на листочке с дырочками сбоку — видимо, вырванном из перекидного блокнота.
