Итан задумался. Тень облака проползла по высоткам, где-то внизу под ними раздался гул поезда метро.
– Не думаю, что он вернется в свою квартиру. Может быть, попытается покинуть город?
– Может быть. Только это будет непросто.
После того как Эпштейн показал, что с помощью компьютера может сбить любой летающий объект, коммерческие полеты запретили. Отчасти поэтому так повысился спрос на поезда. Поэтому и еще из-за смутного ощущения, что надвигается открытое противостояние, а когда оно наступит, города станут опасным местом.
– Он может взять машину…
– Нет, – сказал Купер. – Профессиональные пианисты, даже сверходаренные, не зарабатывают достаточно денег, чтобы владеть машиной в Нью-Йорке.
Логическое решение проблемы доставило ему удовольствие. Казалось, что это было с ним в какой-то прошлой жизни. Но ведь и года не прошло с тех пор, когда он охотился на таких же, как он, анормальных, работая в одном из самых секретных подразделений ДАР. А потому ему не составило труда вернуться к тем навыкам мышления.
«Соседи Винсента, фашиствующие скоты, не позволили ему взять с собой какие-нибудь вещи, даже бумажник, вероятно, отобрали. Возможно, он оказался на улице без гроша в кармане.
Пойти к приятелю? Возможно. Вот только сейчас Винсент явно не расположен к излишней доверчивости.
Он испуган, сломлен, чувствует себя в ловушке. Ищет…
Убежище».
Купер встал, допил остатки кофе, смял стаканчик и бросил в мусорный бачок.
– Идем.
* * *
Он всего раз был в Мэдисон-сквер-гарден – несколько лет назад на игре «Ников»[16], прошел тогда по светлому стеклянному фойе вместе с двадцатью тысячами других болельщиков. А сегодня они подошли к заднему входу, который раньше использовался, вероятно, как служебный. Здесь, на нефасадной стороне огромного здания, они увидели ряд убогих металлических дверей. Щиток на припаркованном рядом автоприцепе гласил: «ПРИЮТ ДЛЯ БЕЖЕНЦЕВ МЭДИСОН-СКВЕР-ГАРДЕН», а ниже: «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ, СВЕРХОДАРЕННЫЕ». У двери болтали два солдата в адаптивном камуфляже. Они жестикулировали, и цифровой рисунок на их форме переливался и смещался.
– Джентльмены, – сказал один из них, открывая дверь, – прошу вас приготовить документы.
Они оказались в тесном пропускном тамбуре. Объективы камер вглядывались в каждый угол, у металлодетектора и рентгеновского конвейера тоже стояли солдаты. Усталая мать несла шестилетнюю девочку, а ее муж спорил о чем-то с хорошенькой женщиной в гражданской одежде.
– Но я не понимаю, – сказал мужчина. – Я думал, можно приходить семьями.
– Можно, – ответила сотрудница. – Но ради вашей безопасности мы размещаем одаренных членов семей отдельно.
– Я не оставлю жену и дочь.
– Вы будете вместе, вам только койки будут назначены в разных местах.
– Если мы будем разделены, то я не понимаю, как мы…
– Дорогой, – прикоснулась усталая женщина к плечу мужа, – у нас нет выбора. Ты ведь не хочешь, чтобы нашу дверь выломали и тебя уволокли?
– Кто уведет папу? – испугалась девочка, услышав ее слова.
– Никто, детка, – сказал мужчина. – Никто.
Он погладил ее волосы. Купер посмотрел на него – ярость и беспомощность этого человека достигли степени каления, но он тем не менее проговорил:
– Хорошо.
– Прошу вас, проходите сюда, – обратилась хорошенькая женщина к Куперу. – Добро пожаловать в Приют. Вы ищете убежища?
– Нет.
Он распахнул удостоверение. На нем была фотография совершенно другого человека. Человека, абсолютно уверенного в себе, который не надеется, а знает, что поступает правильно. Ведет справедливую борьбу. Делает трудный выбор ради большего блага. В реальности воплощает героические мгновения из кинофильмов, вызывавших у него слезы. Тревожное звучание музыки, дерзкое самопожертвование, вера в то, что можно умереть за дело, которому ты служишь, – все те солдатские клише, соблазнявшие его еще с детских лет, все он носил в себе.
НИКОЛАС ДЖ. КУПЕР
СПЕЦИАЛЬНЫЙ АГЕНТ
СЛУЖБЫ СПРАВЕДЛИВОСТИ
ДЕПАРТАМЕНТА АНАЛИЗА И РЕАГИРОВАНИЯ
Кроме удостоверения был еще и значок, в центре которого логотип ДАР – всевидящее око. И хотя Купер теперь находился в резерве, но технически продолжал оставаться агентом правительства в длительном отпуске. Он подумывал, не уволиться ли из департамента, когда принял предложение президента Клэя и стал его советником, но решил не делать этого – сомневался, что останется в политике.
«Ты здорово недооценен…»
Женщина изучила его удостоверение.
– Добро пожаловать, сэр. – Она протянула им пластиковые значки. – Пожалуйста, прикрепите их на видное место – они дают вам полный доступ в Приют. Если вы вооружены, то оружие вам придется оставить здесь.
– Почему?
– Просто мера предосторожности. У нас несколько тысяч резидентов, и мы не можем рисковать.
Купер не понимал, что это значит.
– Мы не вооружены. Но может быть, вы найдете для меня одного… резидента. Винсента Луса.
Она постучала по спрятанной клавиатуре и сказала:
– Секция С, ряд шесть, помещение восемь. Подниметесь лифтом на пятый этаж, а там по коридору к выходу на площадку.
Со значками в руках они прошли пост охраны, где солдаты обыскивали три жалкие сумки, с которыми пришло семейство. Собирать такие сумки было, вероятно, трудно. Как можно решить, с какой частью жизни расстаться? Отец посмотрел на него, и Купер кивнул. Человек ему не ответил.
Они вошли в кабинку лифта. Когда двери закрылись, Итан сказал:
– Не понимаю.
– Чего?
– Я бы ни за что не привел сюда свою семью.
– Нет? – Купер нажал кнопку пятого этажа. – Вы пытались выбраться из Кливленда посреди ночи, минуя посты военного карантина. И вы говорите мне, что, если бы нашлось теплое, безопасное место, где можно было бы пересидеть, вы бы им не воспользовались?
– Мы не «пытались». Мы выбрались. И все тюрьмы поначалу теплые и безопасные.
– Тюрьмы? Да бросьте вы.
– Вы посмотрите, как быстро все образовалось. Прошло всего несколько дней после атаки, а у них есть приюты, система безопасности, даже рекламная кампания. Кто-то все это спланировал заранее.
– И что?
– Какова вероятность того, что он действовал от чистого сердца?
Дверь лифта открылась, и они вышли в голый бетонный коридор. Солдаты и гражданские двигались по чреву арены, лишенному фасадного лоска: монтажные короба наверху, вилочные погрузчики, припаркованные в нишах, слабый запах мочи в воздухе.