4
Новая служба оказалась не столь уж обременительной, и, хотя Рауль, разумеется, не хотел бы заделаться охранником на всю оставшуюся жизнь, но как временная работа охрана была не столь уж и плоха. Пилот чувствовал бы себя вполне довольным жизнью, когда б не неблаговидность занятия, за которое пришлось взяться. В длинный коридор, который они охраняли, выходили многочисленные двери, иные из которых были с решётками, и Севье видел находившиеся за ними каморки. Лежанка, а чаще – один матрас, и дыра в полу – вот и все удобства. И понурые люди внутри. Иногда их приводили или уводили, иногда пленных проводили через их этаж ещё глубже в подвал, и у Рауля каждый раз мороз продирал по коже. В такие минуты он начинал завидовать Райану, с которого, казалось, всё скатывалось, как с гуся вода. Десантник выглядел абсолютно безмятежным, и то, что они пока ни на йоту не приблизились к своей цели, его, похоже, совершенно не смущало. За два прошедших дня им удалось только наверняка выяснить, что на первом подвальном этаже никого похожего на Давину Мортимер нет. А на второй и третий их не пускали.
Райан, словно почувствовав, что о нём думают, заворочался на верхней койке над головой у Рауля. Иногда у него бывали беспокойные сны, когда он начинал вскрикивать и метаться, что, впрочем, для воевавшего человека было совершенно не удивительно. Но на этот раз Танни быстро затих. Рауль закинул руки за голову и в очередной раз подивился тому, как их угораздило здесь очутиться. Как он мог позволить Райану втянуть себя в эту авантюру? Впрочем, порой, когда он глядел на своего товарища, их безумные намерения переставали казаться авантюрой. Райан уже был накоротке со всеми охранниками третьего и второго периметров, ухитрился завязать дружеские отношения и с кем-то со второго подвального этажа, и вообще производил впечатление человека, способного пролезть куда угодно, причём без мыла. Даже угрюмый дейнеб Ульрих относился к нему вполне благосклонно, куда благосклоннее, чем, скажем, к Сидни, хотя с тем, казалось бы, был знаком куда лучше. Порой Раулю становилось жутковато, и он спрашивал себя, во что же такое он ввязался, пойдя на поводу у едва знакомого человека? Но отыгрывать назад было поздно.
Рауль не мог похвастаться ни изворотливостью, ни даром убеждения, ни умением составлять хитроумные планы. Он был пилотом, что называется, милостью божьей, но этим его таланты и исчерпывались. Он просто честно служил, сперва одну войну, потом вторую, не совершая особых подвигов, но твёрдо зная, что именно такие, как он, и выволакивают на себе основную тяжесть. Герои затевают войны, которые приходится расхлёбывать другим, и ещё вопрос, чего больше от их героизма – блага или вреда. Конверс и Иген были героями Дейнебской войны – и начали новую, обрушившись на тех, кого раньше защищали. Все потери Рауля – на их совести.
Рауль покосился на невидимую в темноте койку напротив, где похрапывал Ульрих Лей. Кто бы мог подумать, что судьба сведёт его с самым настоящим дейнебом! Капитан знал, что многие из служивших в потерпевшей поражение армии не вернулись домой, а рассеялись по окраинным планетам Федерации и Альянса, став наёмниками или просто бандитами. Но во времена службы на «Гордости Астурии» это всё казалось непредставимо далёким и не имеющим к нему никакого отношения. И вот он встретился с бывшим врагом, оказавшимся обычным, даже в чём-то симпатичным человеком. Сказал бы кто ещё года три-четыре назад – не поверил бы…
Планета в системе Дейнеба невидимого с Земли созвездия Тора, с которой происходил если не сам Ульрих, то его предки, была, как это ни странно, одной из первых планет, колонизированной людьми. Странность заключалась в том, что от Земли она находилась весьма далеко, и позже были открыты множество пригодных для заселения планет, расположенных куда ближе. Дальность перелёта, а также несовершенство тогдашних кораблей и средств связи привели к тому, что колония с самого начала оказалась фактически автономной. Позже, в эпоху Великой Разрухи и первых межзвёздных войн, связь с ней и вовсе прервалась. Тогда дейнебам пришлось очень трудно, но они выжили, сохранив не самые добрые воспоминания о бросившей их родине. Выжили и в свою очередь начали колонизацию ближайших к ним миров. Так что когда полтора столетия спустя дейнебы и земляне снова встретились, это были уже фактически две разные расы, имевшие общие корни, но разные интересы.
Разница в интересах порой приводила к конфликтам, но в целом Дейнеб и Федерация вполне уживались друг с другом – до тех пор, пока лет двадцать назад молодой и амбициозный дейнебский вождь не решил, что настала пора кардинального передела обитаемой Галактики. Придя к власти не самым законным путём, он сразу же начал подготовку к большим завоеваниям. Война начиналась так постепенно и исподволь, что люди далеко не сразу сообразили, что она уже идёт. Сперва атакам подвергались лишь отдалённые, слабозаселённые миры, не входившие в Федерацию и считавшиеся захолустьем даже среди Внешних планет. Но когда вождь решил, что его волки уже достаточно отточили зубы и распробовали вкус крови, он повёл их на добычу покрупнее. И всё же даже начало большой войны не встревожило Федерацию, ведь от дейнебов пока страдали исключительно Внешние планеты. Границы Федерации оставались нетронутыми.
Атакованные миры взывали о помощи, самые дальновидные политики из числа федералов твердили, что, покончив с Внешними планетами, дейнебы не остановятся, самые жалостливые из граждан кричали, что нельзя оставаться в стороне, пока гибнут люди – но тогдашний президент и большинство в Парламенте заняли выжидательную позицию. В их отношении к происходящему странным образом смешалось самоуверенное «они не посмеют» и осторожное «как бы чего не вышло». Рауль тогда тоже полагал, что правительство совершает ошибку, но его мнения никто не спрашивал.
Однако если Севье просто пассивно осуждал, то кое-кто переходил от слов к делу. Чем ожесточённее шла война, чем большую жестокость проявляли завоеватели, тем шире становилось движение, которое проправительственные СМИ насмешливо окрестили «Движением крестоносцев». Название привилось. Иные из «крестоносцев», самые храбрые и нетерпеливые, без долгих слов, группами или поодиночке, шли воевать на Внешние планеты, которые перед лицом общей угрозы спешно объединились в Альянс. Менее радикальные организовали сбор и доставку гуманитарных грузов, помогали беженцам, устраивали госпитали для раненых. Власти эту деятельность не запрещали и не поощряли, к уходившим же на фронт относились с умеренным осуждением. А в оппозиционных кругах даже стало модным устраивать благотворительные акции в помощь «нашей храброй молодёжи, бескорыстно проливающей свою кровь». Что ж, сколько бы пиара не было в этих акциях, во лжи их устроителей упрекнуть было нельзя: свою кровь «крестоносцы» действительно проливали совершенно бескорыстно.
Тогда-то и взошла звезда Симона Конверса. Одарённый псионик пятого разряда, проходивший службу в Пси-Корпусе, он, как говорили, стоял у истоков всего «Крестоносного» движения. Кое-чего ему даже удалось добиться – когда наступление дейнебов ещё только набирало силу, группе молодых офицеров из Корпуса и флота удалось пробить идею разведывательного рейда по местам боевых действий. Сам Конверс со своим ближайшим другом Александром Игеном вошли в число разведчиков. Увы, собранные ими сведения послужили поводом не для вмешательства, как надеялись организаторы рейда, а как раз наоборот. Война явно обещала быть тяжёлой и кровопролитной, и власти Федерации решили, что участвовать в ней будет себе дороже.
