Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 56
– А может быть так, что друзья специально выгораживали молодого Мураховского?
– Думаю, да. И не зря. Скорее всего, он был одним из лидеров кружка, и если бы следствие велось более тщательно, пошел бы Мураховский в Нерчинск, – недовольно проворчал сыщик.
А я подумал, какие смелые и верные друзья были у нынешнего профессора!
– Честно говоря, – продолжил Захар Борисович, – следствие по этому делу велось ни шатко ни валко, потому что кружок особой опасности не представлял. Никаких террористических актов они не планировали, просто собирались, обсуждали революционные идеи, произносили речи и писали прокламации. Все как обычно. Закончилось дело также без особых трагедий. Двоих отчислили из университета, а остальные отделались предупреждением. Вот и все восстание.
– А как же Красный Призрак? – спросил я.
Архипов махнул рукой:
– Обыкновенное баловство. Чтобы посторонние не мешали собираться, один из кружковцев надевал красную мантию и мелькал в окнах первого этажа с завываниями. Вот и весь ваш призрак!
– Но как они проникали в здание? Через парадный вход?
– А вот тут уже интересней, – оживился сыщик. – Судя по акту осмотра места преступления, существовал ход из соседнего дома прямо в подвал здания номер четырнадцать по Тверской улице. К сожалению, следователь был так небрежен, что даже не указал, где именно этот ход располагался! Черт-те что, а не работа!
– Но Теллер сказал мне, что в подвалах был проведен ремонт и рабочие не обнаружили никаких ходов.
Архипов пожал плечами.
– Может, пропустили при работах? Я нашел вам нынешний адрес Павла Ильича Мураховского, он сейчас в Москве – вернулся с дачи, узнав о смерти дочери. Мураховский – вдовец. Больше детей у него нет. Так что остался совсем один. Не знаю, правда, как он отнесется к вашему визиту, Владимир Алексеевич, но если хотите, запишите: Газетный переулок, дом семнадцать, квартира восемь.
Я записал. Архипов собрал со стола бумаги, извинившись, что не может оставить их у меня – документы казенные, уже то, что он ознакомил с ними постороннее лицо, было серьезным проступком. Мы попрощались, и Архипов, так и не допив квас, ушел.
Следующим утром Иван отвез меня в Газетный переулок к трехэтажному дому. Весь второй этаж снимал для своей семьи купец Захаров, в молодости начинавший со скупки всякого тряпья, старой одежды и дырявых кастрюль, а ныне владевший тремя мясными лавками, две из которых располагались неподалеку на Тверской. Профессор Мураховский жил на третьем этаже в скромной четырехкомнатной квартире. На всякий случай я попросил Ивана никуда не уезжать – опасаясь, что убитый горем Мураховский откажется меня принять. И я был почти прав. Он сам открыл мне дверь – небольшого роста, сутулый, с красивой седой прядью в темных волосах, нечисто выбритый и, кажется, не спавший этой ночью, о чем говорили его воспаленные покрасневшие глаза.
– Что вам угодно?
– Павел Ильич? – спросил я.
Мураховский кивнул.
– Меня зовут Владимир Алексеевич Гиляровский. Я журналист и писатель.
Эти слова произвели на Мураховского вполне ожидаемое впечатление. Он вскинул голову, гневно посмотрел мне в лицо и прошипел:
– Извольте пойти вон! Как вам не стыдно, в конце концов. У меня такое горе, а вы ищете тут скандальных подробностей! Уходите немедленно, или я позову моих студентов!
Он собирался уже толкнуть меня, чтобы захлопнуть дверь, что при его маленьком росте и субтильной комплекции было бы делом бесполезным. Но я решил привлечь его внимание сразу, без лишних вступлений.
– Вера не прыгала с моста, – быстро сказал я. – Она погибла совсем в другом месте. И совершенно при других обстоятельствах. Она не кончала жизнь самоубийством.
Профессор застыл. Ему требовалось время, чтобы осознать смысл сказанных мною слов. Воспользовавшись паузой, я вновь повторил, что Вера погибла не под мостом, а в другом месте.
– Откуда вы знаете? – спросил Мураховский.
– Я был свидетелем ее смерти.
Профессор недоверчиво посмотрел на меня, а потом шире открыл дверь.
– Проходите.
Через маленькую темную прихожую, где на вешалке висели зонт и две шляпы, мы прошли коридором в гостиную, служившую также библиотекой. Массивные дубовые шкафы по стенам комнаты были не просто заполнены книгами – они были ими забиты так, что некоторые тома торчали наружу, как будто у хозяина просто не хватило сил, чтобы втиснуть их глубже. В старом английском кресле сидел молодой человек с шапкой густых русых волос, длинным носом и с потухшими большими глазами. На диване неловко примостились еще двое – юноша с короткой стрижкой под бобрик, коренастый и приземистый, и довольно полная девушка с толстой светлой косой. Лицо ее было невыразительно, а скромное платье, купленное явно в магазине готовой одежды, сидело плохо, отчего девушка была похожа на прислугу.
– Друзья моей Верочки, – сказал профессор печально. – Пришли поддержать в трудную минуту.
Пара с дивана поздоровалась со мной, а юноша в кресле промолчал.
– Это Боря, жених Веры, – пояснил Мураховский. – Извините, но нам всем сейчас тяжело. – Он повернулся к паре на диване: – Я покину вас ненадолго. Мне надо поговорить с этим господином. Я буду в кабинете. Друзья мои, Боренька, Сережа, Аня, распоряжайтесь тут пока без меня. Если захотите поесть или попить – посмотрите в буфете, берите что хотите. Правда, боюсь, там осталось немного.
– Вы не беспокойтесь, Павел Ильич, – сказала полная девушка, – нам ничего не надо. Мы тут посидим, подождем вас.
– Да, да, – закивал профессор.
Я вдруг поймал себя на мысли, что воспринимаю его как глубокого старика, а ведь, судя по году рождения, он был младше меня! Сейчас ему было не больше сорока пяти. Вероятно, это горе так состарило профессора Мураховского в считаные дни.
Он провел меня в кабинет, где книг, казалось, было еще больше, а стены и гардины пропахли трубочным табаком. Плотно затворив дверь, профессор указал мне на старый венский стул, а сам, протиснувшись между этажеркой и краем стола, сел в свое рабочее кресло.
– Я не хотел, чтобы ребята услышали наш разговор, прежде чем сам не пойму, как относиться к вашим словам. Повторите, пожалуйста, еще раз, как ваше имя и отчество?
Я просто достал визитную карточку и вручил ее профессору.
– Гиляровский. Гиляровский, – пробормотал он, поднося карточку поближе к глазам. Вероятно, от постоянного чтения зрение Мураховского ослабло. – Кажется, я знаю вашу фамилию. Ведь это вы тот самый репортер, который описал каторжный труд на белильной фабрике? И Кукуевскую катастрофу? И давку на Ходынке по случаю коронации?
– Да, – кивнул я, – все верно.
– Я читал ваши репортажи в газетах. Судя по ним, вы человек честный, принципиальный и стоите на стороне простого народа.
Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 56
