— Он обещал… помочь.
— Я тут только и делаю, что встречаюсь. То с одним, то с другим. И все желают мне добра. И все помогают.
— Журналист.
— Игорь, — она подалась ко мне, заговорила быстро, сбивчиво, — Игорь, это единственная возможность… гарантия… Он говорил, пока к тебе приковано внимание, отец этой… твоей жены тебя не достанет. У него… этого человека, есть предложение, он объяснит при встрече. Он попросил меня походатайствовать и…
Мне было плохо. Мне было так больно, как не было с момента, когда я потерял ее. Я даже не имел сил встать и уйти.
— Хорошо, я встречусь с ним.
Я опустил голову, отвернулся. Пусть она мне сестра, но я не мог позволить ей видеть, как я плачу.
Она продолжала говорить что-то, но я не слушал. В трубке прозвучал зуммер. Тюремщик тронул меня за плечо:
Только в камере я дал себе волю. Бросился на лежак и разрыдался. Меньше всего я хотел, чтобы кто-то сейчас посетил меня, будь это друг или враг, адвокат или следователь. Я хотел остаться один.
Но явился тот, кого я меньше всего ждал.
Когда я увидел его в дверях своей камеры, в той же грубой робе, рубашке с грязным воротом, когда увидел его прищуренные, с восточным разрезом глаза, его загорелые, натруженные крестьянские руки — ни дать ни взять, сельский гастарбайтер, — когда я увидел его и он сделал мне короткий знак: молчи, я подумал, что схожу с ума.
2
«Кто ты?»
Он не отвечал.
«Что с ней?»
Он смотрел на меня так же внимательно, без выражения и молчал.
«Почему я?»
Возможно, этот вопрос и был правильным. Он скрестил на груди руки и прищурился. Сразу же вслед за этим дверь за его спиной расплылась, превратилась в подобие киноэкрана, где замелькали какие-то кадры. Я не поверил своим глазам: это были кадры моей жизни! Раннего детства, школьных лет. Вот рыбалка на Бугае, игра в «слона» во дворе с ребятами, первый поцелуй с одноклассницей… Кадры сменялись быстро, и я не успевал зафиксировать их в сознании. Это был визуальный эквивалент моей памяти — как будто кто-то решил показать мне фильм обо мне же. Вот дом, родители. Папироса в руках отца и печальное лицо матери. И Настя. Ее отъезд, а затем мой. Гараж, Васильич с Аней. И потом — интерфейс сайта: название статей, тексты и комментарии… И она.
Сколько это длилось? Мне показалось — миг. Настолько я был заворожен происходящим. Последним кадром была авария. Затем все исчезло. Дверь за спиной попутчика вернула свои очертания, и он, выждав некоторое время, словно пытаясь что-то мне внушить, вышел в нее, вышел, как обычный человек.
Меня запоздало настиг страх. Я забился на лежак, не спуская глаз с двери. Но Дервиш не вернулся.
Ближе к утру я все же заснул; и сон, который мне приснился, был, по сути, продолжением визита попутчика — я снова видел своих: Урмана и Васильича, сестру, и вроде я был дома. И за компьютером, и высказывался в очередной раз по какой-то наболевшей (на мой взгляд) проблеме. Во сне была также мама, которая сидела за столом на даче, и курила (чего не могло быть в действительности), и смотрела на меня так же внимательно, как попутчик, были машины, взлетающие над проезжей частью и не разбивающиеся, и была она.
Проснувшись, я долго пытался понять, чем был визит Дервиша, сном или явью? Что-то подсказывало мне: это не видение. Больше того, возможно, ничего реальнее — со времени аварии — со мной не случалось. Но что все это могло значить? У меня было смутное подозрение, что это было какое-то послание, какой-то message. Очевидно, разгадку моей истории следовало искать в прошлом…
Рекомендованный сестрой газетчик появился в тот же день. Это был относительно молодой, моего возраста тип, одетый крайне небрежно — джинсы, куртка — и нагловато улыбающийся.
— Так вот вы какой, — сказал он, едва войдя.
Я не ответил. Настороженность здесь уже стала моей второй натурой.
— А к вам, Игорь, не пробьешься. Вы даже не представляете, сколько препятствий мне пришлось преодолеть, чтобы добиться этого свидания. И ходатайство родственников, и разрешение прокурора, и то, и се… — Он уселся рядом со мной, закинув ногу на ногу. Я встал. — Ну, здравствуйте.
— Чего вы от меня хотите? — Я пообещал ей, что встречусь с ним, но не обещал быть вежливым.
— Вначале познакомимся. Моя фамилия Вакуленко. Евгений Вакуленко. Я сотрудник газеты «Жизнь». Слышали, наверное, расследование смерти Евдокимова? Или откровения «смотрящего по России» Варяга? Или, на крайний случай, историю девочки-зомби? Все это мои проекты.
Самое удивительное — он говорил серьезно. И говорил так, будто я не имел права не знать, о чем речь.
— Я всего это не видел и не читал, извините. Нельзя ли поближе к делу?
Он рассмеялся. Заразительно и так искренно, что я на какую-то долю секунды ему поверил и сам улыбнулся.
— Игорь, ну нельзя же так! Я понимаю, они содержат вас в скотских условиях — даже интернета нет — и не дают никакой информации, и наверняка лгут, лгут на каждом шагу, но зачем же озлобляться? Я слышал о вас самые лестные отзывы. Анастасия…
— Как вы ее завербовали?
— То есть?
— Как вам удалось уговорить ее прийти ко мне?
Он, казалось, удивился.
— Она же ваша сестра. Зачем ее уговаривать. Она вам желает добра. Разумеется, мы посодействовали ей в некоторых вопросах. В частности, взяли на себя обязательство оплатить лечение ее мужа в хорошем пансионате с последующей реабилитацией. Кроме того, вы же знаете, они пять лет стоят в очереди на квартиру, так вот, они получат ее, в Юго-Западном округе, ордер уже подписан, и, конечно, потом будут иметь возможность оформить ее в собственность.
— Вот как.
Значит, они все-таки ей заплатили. Но отчего так щедро? Впрочем, это их дело.
— Надо же, какие вы. — Я взял его тон. — И вы, наверное, думаете, что, помогая ей, получите что-то от меня? Наивные. Мы с сестрой терпеть не можем друг друга, ясно? И все ваши усилия напрасны. Не знаю, чего вы от меня хотите, но вы этого не получите.
Он некоторое время, продолжая улыбаться, смотрел на меня. Потом сказал:
— Вы ее любите.
— Что? Откуда вам…
— Очень любите. И сделаете для нее все, что нужно. И для нас.
Его самоуверенность и мерзкий взгляд, которым он читал в моей душе, смутили меня. Но я не подал виду.
