Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 104
Премьер-министром своего правительства Путин назначил Михаила Касьянова, который еще до прихода Путина в правительство в 1999 году работал министром финансов. Главной специализацией Касьянова было именно проведение переговоров с международными кредитными организациями — он умел уговаривать иностранцев реструктурировать российские долги как никто другой. В момент формирования правительства Касьянов хотя и был первым заместителем Путина-премьера, но не являлся очевидным фаворитом. Вовсе не он разрабатывал план экономических реформ, этим занимался Центр стратегических разработок, возглавляемый Германом Грефом. Кроме того, Кудрина и Грефа Путин знал много лет, еще со времен работы в Петербурге, — было бы логично, если бы правительство возглавил кто-то из них. Однако Путин выбрал Касьянова, с одной стороны, потому, что он был ближе к Семье, с другой — потому, что именно проблема урегулирования внешнего долга была ключевой для нового премьер-министра. Кудрину же достался пост министра финансов, а для Грефа придумали пост министра экономического развития.
Как ни странно, договориться с частными банками оказалось намного проще: Михаил Касьянов условился о списании более чем трети долга Лондонскому клубу. А Парижский клуб отказывался и требовал выплат в полном объеме, и это при том, что основной вес в Парижском клубе имели новые друзья Путина: Джордж Буш и Тони Блэр. Бизнес есть бизнес, ничего личного.
К Новому году ситуация стала критической настолько, что Путин не отпустил никого из экономического блока на новогодние каникулы. 3 января 2002 года все собрались в Кремле, чтобы решить, как выпутываться из долгов: Путин, премьер Касьянов, глава администрации Волошин, министры Кудрин и Греф, а также экономический советник Путина, российский «шерпа» в G8 Андрей Илларионов, новый enfant terrible Кремля, человек, известный своими крайне радикальными либертарианскими взглядами, а также чудовищным характером.
Совещание вылилось в скандал между Касьяновым и Илларионовым. Премьер говорил, что надо дожимать Парижский клуб, выплачивать долги сполна нельзя — это обескровит экономику. Илларионов кричал, что надо выплатить все, ведь если Россию приняли в «Восьмерку», то она должна оправдывать этот высокий статус и не может унижаться, прося об отсрочке и реструктуризации долга. Касьянова эти аргументы раздражали, он отвечал, что ничего унизительного в переговорах о реструктуризации нет. Волошину явно больше нравилась радикальная позиция Илларионова — «отмороженный» глава администрации был за то, чтобы отдать деньги с гордо поднятой головой, Кудрин возражал, что этих денег просто нет. Путин решил подождать: кредиторам разослали письмо о том, что Россия готова выплачивать проценты по советским долгам, а по основной сумме рассчитывает на отсрочку.
Однако Парижский клуб с этим не согласился. На послание из Москвы он ответил, что по-прежнему настаивает на том, чтобы Россия платила целиком, поскольку экономическая ситуация благоприятная и цены на нефть растут. А в середине января Минфин Германии выпустил пресс-релиз, в котором говорилось, что, если Россия не начнет платить по долгам, Берлин будет против полноправного членства России в G8.
Германский канцлер Герхард Шрёдер не входил на тот момент в число ближайших зарубежных друзей Путина, и было ясно, что это заявление — согласованная позиция «Семерки». Для Кремля это был удар. Присоединение России к G7, случившееся в 1997 году, было, пожалуй, единственным позитивным наследством, которое Путин получил от Бориса Ельцина, — все остальное только проблемы. И вот теперь Путин и его правительство оказались в шаге от того, чтобы лишиться шанса стать полноценным членом престижного клуба.
Путин так разозлился, что немедленно прекратил дискуссию между Касьяновым и Илларионовым. Победил тезис «шерпы»: мы сильные, а сильные должны платить. Министра финансов Кудрина поставили перед фактом, что он должен найти деньги где хочет. Кудрин пообещал найти. Касьянов был в бешенстве — все его многолетние усилия пошли прахом, а Путин больше не хотел его слушать. В довершение всего Андрей Илларионов, ни с кем не посоветовавшись, провел пресс-конференцию, на которой объявил, что Россия будет платить, причем опережающими темпами. Он знал, что президент окончательно утвердил его правоту, и ему не терпелось публично унизить премьер-министра Касьянова. До того момента Касьянов считался очень влиятельной и эффективной фигурой, а тут такой удар и такой конфуз. Обиделся на Илларионова и Кудрин — поскольку никаких идей относительно того, откуда брать деньги, у него еще не было, он оказывался в глупом положении. В итоге в течение нескольких недель либеральный лагерь в российском правительстве фактически переругался в пух и прах, а заодно и затаил страшную обиду на Запад, который подставил его в такой сложный момент.
Чуть позже окажется, что все эти волнения были абсолютно напрасными. Цена на нефть не упала, а весь год держалась на уровне около $27 за баррель (все предыдущее десятилетие она была в среднем в полтора раза дешевле). Неожиданно заработанных денег хватило не только чтобы расплатиться с Парижским клубом, но и чтобы погасить долги перед Международным валютным фондом. Бюджет в 2001 году был исполнен с профицитом, а Россия перестала согласовывать свою экономическую политику с МВФ. Однако вражда, вспыхнувшая между экономистами, продолжилась. По иронии судьбы враги Касьянов и Илларионов, уйдя в отставку (Касьянов в феврале 2004 года, а Илларионов в декабре 2005 года), окажутся в непримиримой оппозиции Владимиру Путину. Ни Кудрин, ни Греф и не подумают заступаться за них и попробовать сохранить их во власти.
Антитеррористический интернационал
В отличие от утонувшей подлодки «Курск» военная операция в Чечне, или вторая чеченская, не была проблемой для Путина. Напротив, она была его успехом. Именно благодаря этой войне он набрал свой президентский рейтинг. Единственное, что доставляло беспокойство, — это многочисленные вопросы западных коллег. Операция в Чечне выглядела в глазах Запада как война против чеченского народа: систематические нарушения прав человека, преступления против мирного населения, пытки. В этом же Россию обвиняли и во время первой чеченской войны 1994–1996 годов. Однако между первой и второй кампаниями была существенная разница.
На этот раз Путин сделал ставку на локализацию войны. Во время первой чеченской стороны конфликта делились на «мы» и «они», и для всех жителей республики это означало «чеченцы» и «русские». Но в 2000 году Путин сделал ставку на Ахмата Кадырова, муфтия Чечни, бывшего полевого командира, который согласился стать пророссийским главой республики и собрать вокруг себя сторонников. Так водораздел «мы» и «они» переместился в Чечню — теперь он проходил между «сторонниками Кадырова» и «сторонниками подполья».
Отныне Путин мог говорить, что всему виной террористы, что в Чечне воюют агенты «Аль-Каиды», в том числе иорданец Хаттаб, против которых борются местные жители. И, конечно, вспоминал, что война началась с того, как ваххабиты в августе 1999 года вторглись в Дагестан. Однако после того, как Борис Березовский и Владимир Гусинский стали политэмигрантами, по версии Путина был нанесен ощутимый удар. Владимир Гусинский в многочисленных интервью рассказывал о нарушениях прав человека в Чечне, а Борис Березовский — о том, что вторая чеченская была организована окружением Владимира Путина и являлась частью его предвыборной кампании.
Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 104
