Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 44
– Но вот один из любимых вами поэтов, Михаил Светлов, говорил: «Талант человека в том, что он делает то, чего я не могу». И вовсе ни при чем здесь те или иные перипетии личной судьбы. Я думаю, что вклад Любимова в отечественную сцену столь велик, что художник уже давно живет в нем не бытовой, не частной жизнью. Вероятно, можно о чем-то рассуждать, но ничего не осуждать в нем, так думаю я по ходу нашей с вами беседы… А теперь скажите: зачем вам свой театр, что хотели бы вы в нем сказать зрителям, чем отличается ваше «Содружество» от содружества иных московских театров? Что хочется играть самому?
– Недавно посмотрел я в одном театре «Ревизора». И знаете, после окончания спектакля захотелось мне, чтобы актеры вышли на сцену и просто хорошо проговорили текст Гоголя. Перечитал советы Гоголя актерам, где он сокрушается по поводу игры, которая больше походит на карикатуру. У нас сейчас почему-то царствует и в театре, и в кино мода на карикатуру. А такой игры, которая была когда-то у Евстигнеева, у Табакова, у некоторых актеров в ленкомовской «Поминальной молитве», я уж не говорю о стариках-мхатовцах, сейчас не встретишь.
Вот мне и захотелось сделать хороший театр, играть Чехова, русскую классику, спектакли для людей думающих и чувствующих, создать храм, в который приходят люди, объединенные одной верой. Это звучит торжественно, но если проще, то по Рубцову: «Спасибо, скромный русский огонек, за то, что ты в предчувствии тревожном горишь для тех, кто в поле бездорожном от всех друзей отчаянно далек».
Помню, как-то Василий Макарович Шукшин вернулся из Питера, посмотрев у Товстоногова свою пьесу «Энергичные люди», и сказал: «Хорошо бы иметь свой театр, чтобы туда приходили люди, которые тебя понимают».
Вот и театр «Содружество» для меня – это возможность говорить со зрителем о том, о чем думается. И еще, Любимов бросил на произвол судьбы многих людей, которые служили ему верой и правдой, – тех, кто стоял у истоков его успеха: Славину, Лебедева, Жукову, Филатова, Сайко, многих других. И я стараюсь делать все, что в моих силах, чтобы они продолжали радовать зрителей. Как актеру в своем театре хотелось бы поработать с хорошим режиссером. В начале 90-х посмотрел замечательный спектакль с Михаилом Ульяновым в главной роли – «Мартовские иды». Борисова там чудесно играла. Какое все-таки наслаждение работать с хорошей режиссурой!
– А что думаете вы о нашем телевидении, отчего редко появляетесь на всех его каналах, почему не участвуете в шоу-бизнесе? Не видно вас на светских тусовках…
– Очевидно, что из всех искусств сегодня для нас важнейшим является ТВ. При единственном условии – если это действительно искусство. Какие прекрасные встречаются там передачи о театре, скажем Бортошевича, Смелянского, Вульфа, о поэзии – В. Смирнова! Это раритеты. Интересных, содержательных передач удручающе мало. Какая-то странная сейчас селекция на ТВ: бесконечно одни и те же люди, одни и те же лица и какое обилие пошлых, убогих передач! Словно Россия и не страна Пушкина, Толстого, Достоевского, Чайковского, Шостаковича, Свиридова… Все эти надоевшие донельзя конкурсы красавиц. А почему, например, не конкурсы любителей поэзии, книголюбов? Почему бы не послушать Некрасова, Лермонтова, Рубцова? Давно ли вы слышали лермонтовское «Бородино»?
Все эти ряженые игры на Бородинском поле – хорошо. Но ведь вначале было Слово. Где же великий и могучий русский язык на телевидении? Эстрада – неплохо, когда хорошая, но где на телевидении наши мощнейшие хоры Минина, Александрова, Свешникова, Юрлова, где народное творчество? Живописцы, композиторы? Тусовки мне неинтересны. Думаю, может, был бы помоложе – но нет, все равно, не участвовал бы. «Несносно видеть пред собою одних обедов длинный ряд, Глядеть на жизнь, как на обряд, И вслед за чинною толпою, идти, не разделяя с ней ни общих мнений, ни страстей». Времени мало, жизнь в моем представлении – это всегда работа и немного друзей.
– А как, Николай Николаевич, относитесь вы к современной театральной кинокритике? Считаете ли вы ее по-настоящему профессиональной, читаете ли статьи о спектаклях и фильмах или, как многие другие крупнейшие наши мастера, говорите, что мы, критики, вам неинтересны, что погрязли в бульварщине, в протекционизме, в стремлении кого-либо обслуживать, а значит, и что-либо за это получать, что все мы – несостоявшиеся актеры и режиссеры, только и всего.
– Критик, критика, особенно самокритика, – это очень важно и нужно. Уважаю отважную Татьяну Москвину. Тонкий, вдумчивый и одновременно пламенный критик. Очень ценю Григория Заславского с его позицией, болью в душе. Присутствующим не буду льстить. Льва Аннинского, Майю Туровскую люблю читать. И очень признателен критику, журналисту, писателю Виталию Вульфу, пришедшему к нам на спектакль «Иванов» и написавшему о нем дельную, интересную статью. В общем, никаких конфликтов с подлинной критикой нет, есть желание напомнить ей хотя бы о великом Белинском, писавшем и о гении Мочалова, и об ужасах крепостничества. Есть люди, которые читают только для того, чтобы найти у писателя ошибки. Такую критику не люблю.
– А почему, Николай Николаевич, если так живо в вас желание помогать людям, вы не преподаете, не имеете в своем театре студии, не воспитываете молодых артистов?
– Для меня слово «учитель» так высоко и свято, что я просто не смею на него претендовать. Мой идеал учителя – Сергей Аполлинарьевич Герасимов – это высокий ум, глубочайшая эрудиция, любовь к великой литературе. Он мог взахлеб и без устали читать наизусть Чехова, Пушкина, Мандельштама, Толстого. Его девизом было – в искусстве позволительно все, кроме порнографии и контрреволюции. Пока вы учитесь, говорил он, играйте лучшее, все классические роли – потом могут не дать, наслаждайтесь школьной свободой, и требовал от нас правды чувств, достоверности. Мы видели эту правду в том, как играл у него Василий Шукшин, как играл Григория Мелехова в «Тихом Доне» артист Глебов. Ученик оказывает учителю величайшее доверие, какое только один человек может оказать другому. Это слишком ответственно.
– Ну, и конечно же, немного о семье. Без этого «меню» нашей беседы будет как бы неполным, без десерта.
– Семья для меня – все. Это не десерт, и ничего сладенького в ней нет. Моя жена мне и опора, и душа, и жена, и мать, и дети – все, что есть самого дорогого на земле. Она знает про меня все, слышит все, болеет моими болями, все разделяет и всегда рядом. Семья, как я думаю, – это не просто твой тыл, но и часть таланта, часть успеха.
– Однако время бежит, впереди дела, вот уже и ожил ваш мобильник. Спасибо за откровенность, за хорошую «немодность», ведь мода, как говаривал тот же Светлов, никогда не бывает посмертной – посмертной бывает только слава. Ну что ж, даст Бог, поживем – увидим.
2003 г.
ЖИЗНЬ СТАНОВИТСЯ ВСЕ КРОВАВЕЕ, ВСЕ ЖЕСТЧЕ
(Н.Н. Губенко на радиостанции «Эхо Москвы». Ведущая К. Ларина)К. Ларина: Добрый день. Сегодня в нашей студии Николай Губенко, народный артист России, режиссер, художественный руководитель театра «Содружество актеров Таганки». И депутат Мосгордумы. Здравствуйте, Николай Николаевич.
Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 44
