– Знаете, молодые люди, возможно, я всю жизнь ждал этого вашего вопроса, потому что имею относительно именно этого понятия собственную теорию. – Он прищурился, улыбнулся и обвел взглядом всех вокруг – и журналистов, и хозяйку палатки, зацепив краем глаза и Александру. – Как профессор филологии считаю, что слово «счастье» имеет в своем корне морфему «час», присущую также слову «часть». И, между прочим, не только в нашем языке. Вот, даже французское слово «bonheur» скрывает в себе «heur», то есть «час», а в целом означает «хороший, добрый час». Вы понимаете, к чему я веду?
Девушка с микрофоном, наклонив голову, слушала профессора. Александра и сама удивленно замерла, ведь только что, вспоминая прошлое, тоже думала о счастье. Какая-то дамочка, которая сначала нервничала, потому что профессор и съемочная группа загородили доступ к прилавку, тоже притихла и прислушивалась. Только продавщица нетерпеливо топала валенками, мол, кому-то здесь о счастье интересно, а мне нужно план делать! Но когда поняла, что тоже может попасть в кадр, декорировала лицо улыбкой.
– Вот я и говорю, – продолжал профессор, – СЧАСТЬЕ не является константой, это эфемерное, временное состояние (вспомним морфему «час»!) Это состояние дается нам извне или достигается нами только на какой-то период, на время, на определенную долю нашей жизни. И говоря, что какой-то человек счастлив, мы должны сознавать, что счастлив он в сей момент или в период, о котором идет речь! Народ мудр. И мудрость свою он зашифровал в словах, засекретив в них свои многовековые наблюдения. Против закона природы не пойдешь. Вы понимаете?
– И что – человек обречен на временное счастье? – удивленно спросила девушка с микрофоном.
– Это, милочка, уже следующий вопрос. А вы меня остановили ради одного. Я вам на него ответил. Счастье – это эпизодическое ощущение невероятной радости, гармонии, удовольствия. Но – только в определенный период человеческого бытия. Будьте здоровы!
Сказав это, профессор давно забытым жестом приподнял шляпу, вежливо наклонил голову, снова установил шляпу на место и отошел от прилавка, будто его там и не было. Девушка с микрофоном пару секунд искала его глазами в человеческом вареве рынка, а затем махнула рукой оператору:
– Жека, выключай! Снято.
К лотку стали подходить новые покупатели, продавщица взялась нахваливать товар, журналисты двинулись к загородке с елками, а Александра снова задумалась. Но вскоре ее вывел из размышлений мужской голос:
– Взвесьте, пожалуйста, пару килограммов мандаринов и штуки четыре лимона.
Александра вздрогнула, подняла взгляд на покупателя и застыла. Перед ней стоял врач Вадим Игоревич. Вадим. Не дождавшись адекватной реакции на свою просьбу, покупатель оторвал взгляд от фруктов, посмотрел на женщину, к которой обращался, и тоже замер.
9
Антонина с медленной элегантностью ходила по залу, держа в руке бокал с красным вином. Иногда она останавливалась и рассматривала картины на стенах и скульптуры. Делилась впечатлениями с приятельницей Кирой, хозяйкой небольшого салона по пошиву вечерних платьев и изготовлению аксессуаров. Она и пригласила Антонину на открытие предрождественской выставки двух французских мастеров. Один из авторов представил киевской публике натюрморты, написанные масляными красками, второй – скульптуру, французский авангард. Их сочетание в общей экспозиции в стенах одной галереи казалось странным. Но организаторами была подведена идейная база: мол, все крутится вокруг потребления пищи – и натюрморты, и странные скульптуры, не менее странным образом причастные к гурманству, да и славный фуршет был устроен для гостей тут же, посему идейный круг замкнулся.
Не сказать чтобы Антонина хорошо разбиралась в искусстве, могла сравнивать и оценивать, но случайный взгляд вряд ли бы это обнаружил – смотрелась она здесь очень органично, как и другие иностранные и местные гости, приглашенные на церемонию открытия. Собственно, интересовала ее не столько выставка, сколько обещанная приятельницей «тусовка» с интересными мужчинами – и нашими, и заезжими. А еще она не могла забыть три года, проведенные во Франции, а затем еще три в Германии, где муж преподавал студентам и работал с аспирантами, а она растила Вадика и беззаботно жила в уютно и разумно устроенном кем-то мире, которого ей так не хватало после возвращения на родину.
Стресс, вызванный романом Игоря с Соней Тютюнниковой, потерял первоначальную силу, и переживания уже не так бередили душу, хотя история эта продолжалась. Однако беседа со странной Яной, психотерапевтом-любителем, а может, и случайное знакомство с Александрой, несколько понизили градус ее страданий, но появилось непреодолимое желание отомстить. Пусть даже профессор Игорь Соломатин ни о чем не узнает, но сам этот факт измены должен был сравнять счет на воображаемом поле битвы. А если бы и узнал? Лучше бы узнал, когда Антонина, например, уже нашла бы себе отличную пару и в виде сюрприза эффектно сообщила бы мужу, что он теперь свободен и может, не скрываясь, уделять максимум внимания своей любимой Соне…
Именно такие мысли с привкусом столь желанной женской душе расплаты крутились в голове Антонины, когда она переводила взгляд со словно наспех выполненных натюрмортов на мужчин, присутствовавших в зале. Большинство из них пришли в сопровождении дам, а то и нескольких сразу. Антонина не могла не отметить, что «наши» дамы намного интереснее «их», европейских, что, собственно, и так ни для кого не секрет.
Вдруг сканирование публики было прервано шепотом Киры:
– Тоня, пойдем пристроимся к какой-нибудь компании, а то так можно проходить два часа без толку. Вон там я вижу несколько знакомых, надо подойти раскланяться. Как тебя представить – супруга профессора или?..
– Скажи просто: моя подруга. Там уж разберемся, – ответила Антонина, посмотрела в ту сторону, куда указала приятельница, и глотнула вина.
Женщины подошли к изысканно сервированному столу, украшенному рождественским венком, свечами и салфетками, выложенными в цвет французского флага – синие, белые, красные. Антонина взяла из стопки плоскую белую тарелку, положила на нее несколько маленьких закусок на шпажках и поменяла пустой бокал на полный. Через пару секунд Кира уже представляла ее небольшому кругу знакомых, и она женским глазом просканировала троих мужчин, двое из которых однозначно были иностранцами. Не сказать чтобы Антонина так мечтала расстаться с родиной, в ее программе-минимум этот пункт пока не значился. Но мужчина для мести должен быть не просто существом мужского пола, это несомненно. Очевидно, воспоминания о годах, проведенных с семьей за границей, где она неплохо чувствовала себя в роли жены хорошо оплачиваемого профессора, и натолкнули ее на разговор с Кирой, у которой были друзья иностранцы и которая практиковала «выходы в люди». Кира тогда двусмысленно улыбнулась, но никаких вопросов не задала. А тут как раз подоспели праздники, а с ними и различные столичные богемные мероприятия.
Антонина незаметно разглядывала двоих иностранцев, попивая вино и прислушиваясь к разговорам, но при этом уже не раз ловила на себе заинтересованный взгляд третьего мужчины, на вид «нашего». Импозантный, высокого роста, с седыми волосами и дорогими часами, которые выглядывали из-под манжеты, этот мужчина, поднося ко рту бокал, раз за разом останавливал взгляд на представленной Кирой приятельнице. Неожиданно Антонину смутило сдерживаемое лукавство, которое угадывалось в его прищуренных глазах, – оно никак не соответствовало мизансцене.
