— Кто ты? — хрипло спросила Гуннора.
Он схватил ее за руку и потянул прочь.
— Как ты заставил его упасть?
— Это не он сделал, а я, — донеслось сбоку. — Я ударила его палкой по голове.
Повернувшись, Гуннора увидела Сейнфреду. От былой белизны не осталось и следа — даже белокурые волосы девушки были перемазаны землей. Младшие сестрички цеплялись за ее юбку.
— Почему ты вернулась? — возмутилась Гуннора. — Я же сказала, что тебе нужно спасать сестер!
— Если бы я так и сделала, ты была бы мертва. Мы нашли Замо, он не только согласился отыскать тебя, но и вызвался помочь нам в дальнейшем.
Значит, этого франка звали Замо.
— Поторопитесь! — вновь позвал он.
Гунноре о многом хотелось его спросить, но при взгляде на потерявшего сознание христианина она поняла, что с вопросами следует подождать. Поспешно подхватив Дювелину на руки, она побежала за остальными.
— А тут, в лесу, не живут медведи и волки? — испуганно спросила Вивея. — Я их боюсь!
«Как после всего увиденного она еще не поняла, что есть вещи смертоноснее когтей и клыков? Мечи, например», — подумала Гуннора.
— Этот лес — дом Замо, — успокоила ее Сейнфреда. — А он нас спас.
Гуннора оглянулась. Христианина уже не было видно, но радоваться рано. Наверное, он потерял сознание ненадолго, не могла же Сейнфреда убить его. И как только он придет в себя, то пустится в погоню за ними.
Видимо, та же мысль пришла и в голову Замо.
— Быстрее! — хрипло воскликнул он и помчался по лесу.
Похоже, Сейнфреда доверяла ему — в отличие от Гунноры. На его лице не было ни следа сострадания или заботы, только упрямство и немного подозрительности, а на такие черты нельзя делать ставку, если речь идет о жизни сестер. Может быть, Гуннора и несправедлива к нему, может быть, он хороший человек, но девушка не могла этого разглядеть, ведь ее сердце ослепло после всех ужасов этого дня.
Они все бежали и бежали, перепрыгивали через корни деревьев, пробирались под ветками.
В какой-то момент они остановились, и Гуннора наконец-то оторвала взгляд от тропинки и посмотрела на небо, проглядывавшее за кронами деревьев.
«Я хочу быть такой, как ты, солнышко, — думала она. — Твои лучи освещали многие ужасы этого мира, но ты не тосковало, твой жар осушал слезы, едва выступившие на глазах. Я хочу быть такой, как ты, луна. Ночь — сестра молчания, а невысказанное покрывает пелена забвения, темная и тяжелая, словно сон. Я хочу быть такой, как вы, звезды. Вас окружает тьма, но не поглощает вас, и только приближение зари заставляет вас скрыться с небосклона, но и ей вы противитесь, раните восходящее солнце своими лучами, и оно становится кроваво-красным».
Однако Гуннора знала, что никогда ей не стать такой. Не было спасения в небесах, она стала изгнанницей на этой земле. Тут она никогда не забудет, что случилось в этот день. Никогда не прекратятся ее страдания, и всегда ее сердце будет истекать кровью от нанесенной сегодня раны.
Фекан
996 год
Агнессу все еще немного знобило. И почему она не осталась у постели умирающего герцога? Скучала бы там, ждала его смерти… Это было бы не столь страшно, как тайна, о которой говорили эти два монаха.
Тайна герцогини, хранившей какие-то записи. Тайна, угрожавшая будущему Нормандии.
Не может такого случиться, чтобы Нормандии не стало!
Агнесса не знала другой родины, не ведала другой жизни. Конечно, ей с самого детства рассказывали, что воцарившийся теперь мир шаток, он достался герцогу дорогой ценой, и в прошлом его правлению часто угрожали. У герцога было много врагов, но он пережил их всех, и его сын станет достойным наследником. Да, мир все еще оставался опасным, и дед Агнессы, умерший несколько лет назад, иногда рас сказывал ей страшные истории о голоде, войнах, гра бежах. Но все это казалось ей жутковатой сказкой, и истории скорее забавляли девочку, чем пуга ли. Иногда они даже казались ей смешными. Дедуш ка был старым, а старые люди часто немного странные и вечно всем недовольны.
Брат Реми был еще не стар, но тоже выглядел до статочно недовольным. А главное, злым. Мать Аг нессы рассказывала ей, что раньше он жил в аббатстве Клюни, прежде чем перебраться в Мон-Сен-Мишель. На аббатство напали сарацины, захватили монастырь, и монахам пришлось побираться по всему королевству, чтобы собрать деньги на выкуп. Но при ходилось ли брату Реми самому сталкиваться с одним из этих захватчиков, чьи лица, по слухам, были столь же черны, как их души? И что с этими душами происходило в преисподней, ведь ничто уже не могло изменить их? Что могло быть темнее их черноты?
Агнесса мотнула головой, отгоняя эти мысли. Сарацины не представляли угрозы для Фекана, в отличие от этих двух монахов. Те не стали возвращаться в комнату к умирающему герцогу, а прошли мимо стражи и других церковников и поднялись по лестнице. Агнесса последовала за ними. Она даже не удивилась, увидев, что они направились в покои герцогини. Монахи оглянулись и вошли внутрь.
Как они смели! Сама Агнесса часто бывала там, поскольку герцогиня была близкой подругой ее матери и относилась к девочке как к племяннице. И все же она никогда не осмелилась бы войти в эту комнату одна, а эти бесстыжие монахи, похоже, совсем не смущались.
Агнесса подобралась ко входу в покои и увидела, что монахи уже стоят в центре комнаты. Помещение на первый взгляд казалось безыскусным, но тут было много красивых вещей. Выложенный камнями камин был оснащен отдельной вытяжкой. Перед ним находилась широкая железная пластина, защищавшая деревянный пол от искр. Окна закрывали плот ные шторы, в углу стояла бронзовая жаровня — изящное творение мастеров Востока. С потолка свисали лампы, они почти касались голов монахов. Церковники внимательно осмотрели дубовый стол, перерыли свитки, книги, передвинули письменные принад лежности. Похоже, они ничего не нашли и направились к сундукам в глубине комнаты. Обделив вниманием платяные шкафы, они заинтересовались небольшим сундучком, украшенным слоновой костью.
Брат Реми решительно открыл сундук и достал оттуда какие-то свитки.
— Ну что? — взволнованно спросил брат Уэн.
Реми промолчал, разглядывая их.
— Это тот самый документ? — не унимался второй монах.
Похоже, это были не те свитки. Реми отложил их и принялся просматривать другие бумаги, лежавшие в сундуке.
— Возможно, герцогиня не столь легкомысленна, как ты думаешь, и уничтожила все записи, — пробормотал брат Уэн.
