Ее комната была другой.
Если бы реинкарнация душ существовала, думала Сью, то в предыдущей жизни она была английской женщиной викторианской эпохи.
Встав с кровати, девушка подошла к шкафу с одеждой. Она еще не решила, что будет делать сегодня. Ей казалось, будто она что-то планировала – по крайней мере, у нее было такое чувство, – но, как ни старалась, не могла ничего вспомнить.
Девушка сняла свой халат с крючка на двери кладовки и надела его.
Родители обычно использовали этот день для поездок за покупками и работы по дому. Сью же читала, смотрела телевизор или сама отправлялась за покупками, хотя всегда испытывала чувство вины из-за того, что не делает ничего полезного. Через два года после окончания школы она все еще не привыкла к тому, что у нее появилось настоящее свободное время и ей не нужно больше делать домашних заданий или проектов, срок сдачи которых уже подошел.
Ей все еще хотелось над чем-нибудь работать, и она пыталась писать, рисовать, творить, но вместо этого позволяла себе лениться и целый день ничего не делала, а просто сидела дома.
Такой ли была жизнь большинства людей? Плыть по течению и просто существовать? Все это казалось бессмысленным и бесполезным. Сью так старалась добиться успехов в школе, училась, получала хорошие оценки – и что ей это дало?
Ее мама крикнула на китайском Джону, чтобы он шел завтракать.
Сью также направилась по коридору в кухню и столкнулась с братом по пути.
– Смотри, куда идешь, тормоз, – сказал тот, толкнув сестру бедром.
– Отстань, – ответила она ему.
Они зашли в гостиную. На столе уже стояли три миски. Мать, очевидно предполагавшая, что Сью будет долго спать, удивилась, увидев девушку, но поспешила на кухню и принесла еще одну миску.
– А что с бабушкой? – спросила Сью на китайском. – Она разве не будет с нами завтракать?
– Бабушка плохо себя чувствует, – ответила мать, поставив миску на стол. Она ограничилась лишь этим кратким ответом и сразу вернулась на кухню.
Это встревожило Сью. Обычно, если бабушка болела, ее мать подробно рассказывала о природе ее недомоганий. Молчание матери встревожило Сью, и она все время думала о том, что бормотала бабушка вчера вечером, перед тем как побрела спать.
Вэй.
Плохо.
Сью тогда не поняла, что имела в виду ее бабушка – болезнь или зло, но не переспросила. Ей вчера не хотелось этого знать. Но она подозревала, что старушка имела в виду не физическую болезнь. Последние несколько дней после того, как в овраге нашли механика, бабушка была встревоженной и озабоченной и проводила больше времени, чем обычно, в своей комнате, а когда говорила с близкими, то намекала на дурные предзнаменования. Хотя Сью скептически относилась к суевериям своей бабушки, ее также немного пугало то, что старушка называла ди лю ган – шестым чувством.
У Сью никогда не было удовлетворительного объяснения того, каким образом ее бабушка могла предсказывать, когда пойдет дождь, если даже метеорологи не знали этого, или как она могла с удивительной точностью предсказывать смерть родственников, живших очень далеко от них. Еще меньше ей нравились упоминания бабушкой духов и имо – демонов.
Девушка продолжала стоять, а Джон сел. Ее отец уже занял свое место во главе стола, но пока ничего не говорил, и ни Сью, ни Джон не решались заговорить с ним. Отец не был «жаворонком» и, хотя всегда вставал рано, редко говорил до завтрака и никогда до того, как выпивал свою первую утреннюю чашку чая. Он предпочитал сидеть в молчании и слушать новости по радио, а по четвергам – читать газету.
Глядя на раздраженно уставившегося куда-то в пространство отца, Сью задумалась о том, говорил ли он с ее матерью перед завтраком, или они просто просыпались по звонку будильника, молча вставали с постели и одевались, не проронив друг другу ни слова.
Это была грустная мысль, и она постаралась прогнать ее.
Джон барабанил по столу вилкой и ложкой, пока ждал завтрак, выстукивая ритм какой-то роковой или рэперской песни, которая ему вспомнилась. Сью зашла в кухню, чтобы узнать, не нужно ли помочь матери с едой. Та как раз заканчивала перекладывать жареный рис со сковороды на блюдо. Она сказала, чтобы Сью сняла чайник с плиты. Девушка взяла чайник, а мать – блюдо, и обе они пошли в гостиную.
Джон посмотрел на них, нахмурился, когда мать поставила блюдо на стол, и отложил свою вилку и ложку.
– Почему у нас никогда не бывает нормальной еды на завтрак? – спросил он на английском.
Отец строго взглянул на него.
– Ешь!
– Я хочу блинов или чего-нибудь еще. Я не хочу риса. Мы едим рис каждый день. Меня от него тошнит.
– Джон… – предупредила его Сью.
Но спор уже начался. Мать присоединилась к отцу, читавшему Джону лекцию о питании, и назвала сына непочтительным и неблагодарным. Спор шел на двух языках: родители говорили на китайском, а брат Сью отвечал им на английском, чтобы досадить.
– Когда мне исполнится восемнадцать, – сказал Джон, – у меня будет серьга.
– Нет. Замолчи и ешь.
Джон съежился на своем стуле. Сью ничего не сказала и положила себе на тарелку жареного риса. Она беспокоилась о своем брате. Сейчас он был еще молод и выказывал уважение своим родителям, но он в гораздо большей степени американизировался, чем даже она сама, и родителям было трудно его понимать. Следующие несколько лет окажутся для них еще труднее. Брат хотел делать то же, что и его друзья, он будет роптать и сопротивляться ограничениям, которые родители станут ему навязывать. Вот что беспокоило ее. Джон легко поддавался влиянию, он очень хотел быть своим среди сверстников, его слишком сильно беспокоило то, что они думают о нем. Сью также разрывалась между двумя культурами и не чувствовала в полной мере свою принадлежность ни к одой из них, но она была достаточно уверена в себе, чтобы делать то, что сама считала правильным, и никогда не поддавалась влиянию сверстников. Джон был иным.
– Это означает, – тихо прошептал он, – что, когда мне исполнится восемнадцать, я уйду из дома.
Никто из родителей его не расслышал, и Сью не стала привлекать их внимания к его словам, не желая еще более обострять ситуацию.
Джон быстро закончил есть, без разрешения встал из-за стола, отодвинул стул и сказал:
– Мне нужно успеть на автобус.
Он побежал по коридору к своей спальне, собрал книги и через пару секунд исчез, крикнув:
– До свидания!
Хлопнула закрывшаяся дверь.
Отец что-то пробормотал себе под нос на китайском.
Мать закончила завтракать и отнесла свою миску и миску Джона на кухню. Через минуту зазвонил телефон, и Сью услышала, что мать сняла трубку.
– Алло?.. – Она на секунду замолчала. – Сью!
