Книга Заблудшая душа - Вера и Марина Воробей

Услышав, что хлопнула входная дверь, Вероника отложила карандаш, быстро свернула вчетверо тетрадный листок и сунула его в задний карман джинсов. Ей не хотелось объяснять Каркуше, с чего это вдруг она решила сделать эскиз портрета Кирилла. Девушка уже усвоила, что ее новая подруга очень любопытна и наверняка, застав Веронику за столь странным занятием, потребует объяснений, а если тотчас же не получит их, то истолкует ситуацию неверно.

Конечно же Каркуша решит, что Вероника влюбилась в Кирилла с первого взгляда. Какое еще предположение может прийти в голову нормальному человеку? Естественно, если Вероника расскажет ей о своей странной особенности – впиваться в лица одним взглядом, мгновенно запоминать их в мельчайших деталях, а затем не находить себе места вплоть до того момента, пока запомнившийся образ не будет отображен на бумаге, – Катя вряд ли усомнится в правдивости ее слов. Но о странностях своей натуры Вероника предпочитала умалчивать, хотя бы о тех, которые сами не бросались в глаза.

Вероника совершенно не реагировала на то, что окружающие, как правило, относили ее к числу людей, которых принято называть «не от мира сего» или еще прямей – «с большими тараканами в голове». Чем тут было гордиться или бравировать? Вероника, анализируя свое поведение и поступки, часто склонялась к мысли, что в общепринятые рамки она вписывается далеко не всегда, и была постоянно озабочена этим, пытаясь как-то корректировать свои реакции, подлаживаясь под то, что в обществе было принято считать нормой.

– Привет! – Каркуша с трудом перевела дыхание. – Я так волновалась за тебя, ты не представляешь! – зачастила она, уставившись на Веронику своими темными, почти черными глазами. – Думаю, мало ли что… Ты человек робкий, а мой Артемка, если честно, тот еще типчик! За словом в карман не полезет. Ему кого-то обидеть – все равно что два пальца… в смысле, он от этого даже кайф ловит. Артемку медом не корми, дай только свое превосходство над кем-нибудь почувствовать. Я боялась, что он может тебя до слез довести, – призналась Катя. – Он тебя не трогал?

– Да нет, – покрутила головой Вероника.

Она не успела набросать эскиз. А если говорить точней, едва наметила его, проведя на бумаге две размашистые линии, обозначив ими контуры лица Кирилла. Обычные в таких случаях напряжение и нервозность требовали выхода. Только теперь Каркуша, приглядевшись, поняла, что с подругой творится что-то странное.

– А ну, признавайся живо! – потребовала Катя. – Артем к тебе приставал? Не скажешь, я сама у него спрошу, – пригрозила она.

– Да ничего подобного, – заверила ее Вероника. Она постаралась взять себя в руки. Через секунду взгляд девушки прояснился, теперь он казался более осмысленным. Она боялась выдать свое состояние особой, свойственной ей в таких ситуациях дрожью в голосе, поэтому старалась говорить тихо, приглушенно, чтобы не давить на голосовые связки: – Мы очень мило поболтали. Я с его другом познакомилась, его Кириллом зовут. Ребята меня приглашали пиво с ними выпить, только я отказалась… Я пиво терпеть не могу…

– Я тоже, – поддержала ее Каркуша и для пущей убедительности брезгливо передернула плечами: – Ну а дальше что?

– Дальше ничего. Я в ванную пошла, умываться, а Кирилл с твоим братом на кухню отправились.

– А чем ты сейчас занимаешься? – Каркушу по-прежнему не оставляло ощущение, что Вероника ведет себя как-то необычно.

Виной тому был особый блеск в глазах девушки, о котором она сама, наверное, даже и не догадывалась.

– Просто сижу за столом… – неумело соврала Вероника. – Хотела вот книжку какую-нибудь почитать, а тут как раз ты вернулась… Кстати, как у тебя дела в школе? Отдала свой реферат?

– Успела, слава богу, – удовлетворенно кивнула Каркуша. – Мы с историком уже в дверях столкнулись, прикинь! Еще минута, и разминулись бы, он уже домой уходить намылился.

И тут дверь в комнату с грохотом распахнулась. Будто бы кто-то пнул ее со всей силы ногой. Да так оно и было, скорее всего. А когда девушки, как по команде, испуганно обернулись, они увидели стоящего на пороге Артема. На его красиво очерченных губах играла загадочная улыбка. В руках Артем держал какой-то тоненький, в пестрой обложке журнал.

– Вспомнил! – победно провозгласил он, потрясая в воздухе журналом. – Вспомнил, где я тебя видел, куколка! Вернее, тебя-то я не запомнил, а вот твою маму… По телеку! Ну и в журналах разных, конечно…

Если бы Каркуша посмотрела сейчас на Веронику, она бы поразилась, увидев, как побледнела и моментально вся как-то осунулась та. Но Катя во все глаза смотрела на своего старшего брата. А он между тем продолжал:

– Ну ты прямо вылитая Прасковья Крик! Одно лицо! Просто поразительное сходство! Что же ты сразу не сказала, что она твоя мать?!

– С каких это пор ты заинтересовался медициной? – удивилась Каркуша.

Ничего странного в том, что известного врача показывают по телевизору и печатают его снимки в журналах, Катя не усмотрела, но вот факт, что Артем, которого, кроме кино, телесериалов и еще дурацких рекламных роликов, ничего по-настоящему не интересовало, каким-то образом узнал о Вероникиной маме, казался Каркуше просто невероятным.

– Ты чего, с дуба рухнула? – в своей обычной пренебрежительно-грубоватой манере отозвался тот. – Какая еще медицина?! Вот темное царство! Не знаешь, кто такая Прасковья Крик? Никогда не слышала, что ли?

И тут Катя взглянула на Веронику.

– Что с тобой? – испуганно спросила Каркуша, дотрагиваясь до ее бескровных холодных пальцев. – Тебе плохо?

Вместо ответа Вероника резко выбросила вперед правую руку и потребовала надтреснутым голосом:

– Дай сюда!

Артем даже не подумал подчиниться. Вместо этого он быстро пролистал журнал – краем глаза Катя успела отметить его название: «7 дней» – и, открыв его на нужной странице, сунул прямо Каркуше под нос:

– Читай! «Прасковья Крик с дочерью и собакой». Ништяк у вас квартирка, – обратился он уже к Веронике. – Или это в каком-нибудь павильоне снимали?

Вероника не стала отвечать на его вопрос. С невероятной тоской она взирала на ненавистный – она ненавидела его всеми фибрами души – снимок: шикарная гостиная их новой питерской квартиры. В камине горят березовые поленья (это в июле-то месяце!), по одну сторону камина, прямо на полу, сидя на шелковом, ручной работы ковре, поджав под себя ноги, расположилась Паша. На ней черные обтягивающие брючки и ярко-розовая, с короткими рукавами футболка. Ее соломенного цвета волосы небрежно падают на плечи; точно такого же василькового, как у Вероники, цвета глаза смотрят лукаво и будто бы дразняще; уголки губ чуть приподняты в улыбке… Возле Паши, задрав кверху морду, сидит угольно-черный Снежок, а справа, по другую сторону камина, привалившись к стене, стоит она, Вероника.