Я взглянул на Татьяну. Она сидела с карандашом во рту и морщила лоб. Потом я посмотрел на Кальтвассера. По его лицу понять ничего было нельзя. Выражение у него было слегка напряженное, но скорее заинтересованно-напряженное. Не больше и не меньше. Оценку он ставить не стал. Потом свою работу прочла Аня, у нее была правильная интерпретация смысла этого рассказа – та, которая написана в Википедии. Потом еще все бесконечно рассуждали на тему того, коммунист Брехт или нет, а потом урок закончился. Это было уже перед самыми летними каникулами.
12
А теперь пора рассказать про день рождения Татьяны. День рождения у нее был в самой середине летних каникул, и она собиралась устроить по такому случаю грандиозную вечеринку. Татьяна начала говорить об этом сильно заранее. Она собиралась праздновать день рождения в Вердере под Потсдамом и хотела пригласить всех туда – с ночевкой и все такое. Чтобы удостовериться, что все ее лучшие подружки смогут прийти, она устроила опрос, и так как выяснилось, что Натали уезжает с родителями на каникулы на третий день после конца четверти, вечеринку пришлось перенести на второй день каникул. Поэтому обо всем этом стало известно настолько заранее.
Дом в Вердере принадлежал какому-то дядюшке Татьяны и стоял прямо на берегу озера. Этот дядя практически отдавал дом в полное ее распоряжение, кроме него там не должно было быть никого из взрослых, а веселиться Татьяна собиралась всю ночь, поэтому всем было сказано взять с собой спальники.
Естественно, весь класс только об этой вечеринке и говорил еще за несколько недель, а я стал размышлять о Татьянином дядюшке. Не знаю, почему меня так захватывала эта тема, но мне казалось, что он должен быть довольно занятным типом, если вот так просто отдает свой дом в полное распоряжение племянницы. А раз ко всему прочему он был еще ее родственником, я ужасно радовался, что смогу познакомиться с ним. Я уже прямо видел, как стою в дядюшкиной гостиной около камина и веду чертовски великосветский разговор с хозяином дома. При этом я даже не знал, есть ли в этом доме камин. Конечно, я был далеко не единственный, кто волновался по поводу этой вечеринки. Юлия и Натали уже давно начали придумывать подарок Татьяне – это было понятно из записок, которые они посылали друг дружке на уроках. Я все это знал, потому что сидел прямо на линии следования их записок и, конечно, был как на иголках от всех этих идей, и сам ни о чем другом думать не мог, кроме как о том, что бы такое подарить Татьяне. Юлия и Натали, это было уже более или менее ясно, почти решились на новый диск Бейонсе. Юлия послала Натали список с вариантами подарка, который выглядел примерно так:
• Бейонсе
• Пинк
• бусы с [нечитабельно]
• лучше еще подождать
Натали поставила галочку около верхнего варианта. Все знали, что Татьяна без ума от Бейонсе. Поначалу меня это несколько напрягало, потому что сам я считал Бейонсе говном, по крайней мере, ее музыку. Но выглядит она, в любом случае, классно, даже чем-то похожа на Татьяну. В общем, в конце концов я решил, что Бейонсе не такое уж и говно. В какой-то момент она даже начала мне нравиться – не только внешность, но и песни. Нет, не так. Мне стало казаться, что это суперская музыка. Я купил ее последние два диска и непрерывно слушал их, размышляя о Татьяне и о том, с каким бы подарком мне явиться на эту вечеринку. Дарить что-то из Бейонсе было точно нельзя, потому что эта идея, помимо Юлии и Натали, наверняка пришла в голову еще тридцати нашим одноклассникам, и вполне вероятно, что Татьяна получит на день рождения тридцать дисков Бейонсе и двадцать девять из них ей придется обменивать. Я хотел подарить ей что-нибудь особенное, но никак не мог придумать ничего подходящего. Только когда на глаза мне попалась эта записка с вариантами подарка, у меня появилась идея.
Я сходил в «Карштадт», купил довольно дорогой модный журнал с портретом Бейонсе на обложке и начал рисовать. По линейке расчертил карандашом всю обложку на маленькие квадраты, потом взял огромный лист бумаги и тоже расчертил его на квадраты, но со стороной в пять раз большей. Этот способ я вычитал в какой-то книжке – кажется, она называлась «Старые мастера». Таким способом можно из маленькой картинки сделать большую. Нужно просто перерисовывать квадрат за квадратом. Можно было, конечно, просто отксерить с увеличением, но я решил именно нарисовать этот постер. Наверное, мне хотелось, чтобы сразу было видно, что я очень старался. Ведь если она увидит, как я старался, то поймет и все остальное. Несколько недель подряд я каждый день корпел над этим рисунком. Я действительно очень старался. Рисовал только карандашом и все больше воодушевлялся, потому что во время рисования не мог думать ни о чем другом, кроме как о Татьяне, ее дне рождения и симпатичном дядюшке, с которым я в воображении уже вел задушевные беседы у камина.
Хоть я и мало что умею, но рисую очень неплохо. Примерно так же, как прыгаю в высоту. Если бы рисование портретов Бейонсе и прыжки в высоту были бы важнейшими дисциплинами на свете, я был бы круглым отличником и чемпионом. Серьезно. Но, к сожалению, прыжки в высоту никому не интересны, да и насчет рисования я что-то сомневаюсь. Я усердно рисовал целых четыре недели, и в конце концов моя Бейонсе стала почти как фотка – огромная карандашная Бейонсе с глазами Татьяны. И я был бы, наверное, самым счастливым человеком на свете, если бы теперь еще получил от Татьяны приглашение на вечеринку. Но я его так и не получил.
Это был последний учебный день перед каникулами. Я слегка волновался: разговоры о вечеринке постоянно носились в воздухе, все без передышки болтали только об этом Вердере под Потсдамом, но приглашений еще ни у кого не было – по крайней мере, я их не видел. Никто даже не знал, где это точно будет, ведь Вердер не такой уж крошечный городок. Я уже знал карту наизусть. Поэтому я думал, что Татьяна в последний школьный день все как-нибудь объяснит. Но вышло не так.
Я увидел в пенале у Арндта, который сидел через ряд впереди меня, маленькую зеленую карточку. Это было на математике. Я видел, как Арндт показал эту карточку Калленбаху, и Калленбах наморщил лоб. Мне было видно, что на карточке нарисован план города. А потом я заметил, что такие зеленые карточки есть у всех. Почти у всех. У Калленбаха, судя по его дурацкой физиономии, карточки не было. Впрочем, он всегда выглядел по-дурацки. Потому что он и есть дурак. Видимо, поэтому его и не пригласили. Калленбах поднес карточку почти вплотную к глазам – он близорукий, но по неизвестной причине никогда не надевает очки, но тут Арндт выхватил у него эту штуку и снова спрятал ее в пенал. Как выяснилось позже, мы с Калленбахом были не единственные, кто остался без приглашения. Зеленой карточки не было у Нацика, у Чихачёва и еще у пары человек. Понятное дело. Зачем приглашать смертельно скучных зануд, тех, кто ни с кем не общается, всяких русских, нацистов и дебилов? В общем, мне не пришлось теряться в догадках, как меня воспринимает Татьяна. Потому что я же не русский и не нацист.
На вечеринку был приглашен практически весь наш класс, половина параллельного класса и, наверное, еще сотня человек. А у меня приглашения не было.
