Сии прожекты долго оставались умозрительными, главным образом — из-за катастрофической нехватки людей и денег. К осени стало чуть полегче. Работников часть из бегов вернулась, надеясь получить зажатое прежним управляющим жалованье. Оно было во всеуслышание обещано, хотя без указания срока, по возможности. Покамест оплата давалась со дня моего прибытия, вроде как с чистого листа. В первую очередь выручка шла на закупку металла: шведского, олонецкого, тульского…. Мужики верили и терпели, потому что и собственный мой обиход в сторону роскоши нимало не уклонялся. Раз объявились крикуны, призывающие бросить работу — но их быстро заткнули. Наивные: если начальник предпочитает действовать добрым словом — думают, у него кнута для смутьянов не найдется?
Под кнутом вскрылось постороннее наущение как источник смуты. Кому-то очень не нравилось, что дело идет на лад. Легко догадаться, кому. Представлялось вероятным, что соперники имеют шпионов на моем заводе. То есть он, конечно, не мой — в смысле собственности… Вот добавочные причины медлить с новшествами. Зачем дарить инвенции, сулящие большие деньги, алчным Демидовым или неблагодарному царю? Если всё, сделанное мною здесь, оценить в золоте… Обоз потребуется! Тогда почему в кошельке у меня такая необыкновенная легкость?
Кстати, исполнит Петр обещание вернуть долю в капитале или нет? Есть много благовидных способов увильнуть. Одно скажу: если он ожидает униженных просьб, то совершенно напрасно. Не дождется! Хочет прибытков от экспорта железа — должен понять, что без Читтанова моментально всё разворуют или просто погубят из глупости и лени. Воевать для него больше не стану. Я служил царю верой и правдой, а этот ублюдок меня чуть не убил, скотина коронованная. Хрен ему теперь, а не служба.
От скудости к богатству
— Значит, служить не хочешь?
— Невзгоды не прибавляют здоровья, Ваше Императорское Величество. А для военной службы оно зело потребно. Осмеливаюсь просить об абшиде.
Монаршие усы недовольно топорщатся. На августейшем носу след от очков. Печать усталости на челе. Морщин с прошлой, дотюремной, встречи изрядно прибавилось. Скоро старость, но царям абшида спрашивать не у кого. Исключая Бога.
— В Италию собрался или здесь останешься?
— Как будет угодно Вашему Величеству. Устроенное мною дело без надлежащей заботы погибнет. Было бы жаль.
Петр на секунду задумался. Цапнул ручищей со стола погасшую трубку, сунул в рот холодный чубук, бросил. Тихо, как привидение, возник услужливый юноша и утащил курительный снаряд.
— Завод забирай. Но с условием, чтоб выкупил казенную долю.
— Вопрос в цене и рассрочке. А с торговой компанией что? Одно без другого неприбыточно.
— Коли останешься, твоего у тебя никто отнимать не станет. Даже наоборот: свою треть уступлю. Тысяч за пятьдесят.
— Я слышал, Демидовы за нее пятнадцать предлагают… И этого, по моему разумению, как бы не лишко: что там имущества-то? Полдюжины ветхих галиотов да три избы на Васильевском острове?
— Вы что с Демидычем, сговорились? Глядите у меня!
— Государь, нет нужды сговариваться, чтобы узреть очевидное. У компании оной самое ценное — экспортная привилегия, а до конца ее действия меньше года осталось. Изволит Ваше Императорское Величество продлить сию льготу — цена одна, нет — другая. И еще. Мне была жалована двадцатилетняя монополия на вальцовку железа. Этот указ не исполняется.
Рассказ об уральских поползновениях усугубил недовольство Петра.
— Так ты чего просишь: тагильский стан разорить?
— Зачем? Пусть платят мне с каждого пуда металла, через него пропущенного. Можно натурой, то бишь тем же самым металлом — это ежели вопрос по вывозу благоприятно решится…
— Ладно…
Царь принял у денщика раскуренную трубку, затянулся, выдохнул. Усмехнулся глазами, заметив, как меня перекосило — после болезни я терпеть не мог табачный дым, хотя раньше, случалось, покуривал. За компанию, во время официальных пьянок.
— Ладно, ступай. Кондиции с Яковом обсудишь. Скажи ему, чтоб составил промеморию: я рассмотрю.
В лице Акинфия Демидова Россия лишилась превосходного дипломата. Этот мужик с плечами молотобойца — плотный, будто сам отлитый из чугуна — вопреки внешности, очень умен. Он тонко понимает момент, когда следует прекратить безнадежные атаки и встать на путь переговоров. Не успели мы с Брюсом (невзирая на дружбу, жестоко от имени казны торговавшимся) согласовать условия выкупа царской доли, как что-то почуявший "чугунный принц" объявился в Петербурге. Дальше игра пошла уже втроем. Эфемерные коалиции то с одним, то с другим противником, поиск варианта, способного устроить всех — прошло недели три, пока согласие было найдено. С Демидовым у меня, при всех противоречиях, общий интерес был: загнать в Европу сколько возможно уральского железа. Как делить выручку от этой коммерции — здесь начинались разногласия. Однако вполне преодолимые. Для пользы дела я даже отказался от роялти за вальцованный металл, в обмен на соглашение о гарантированных поставках оного по твердой цене. Не время мелочиться: прошедшей осенью Вышневолоцкий канал пустили в ход, теперь многолетние запасы полосового железа, мертвым грузом осевшего в верхневолжских городах, стало возможно доставить на Ладогу. Дешево доставить — это важно.
С Брюсом (вернее, стоящим за его спиною Петром) трудностей оказалось больше. Ссылаясь на острую нужду в деньгах, царь требовал завершить выкуп в нереальные сроки: год или два. Ожидаемая прибыль заведомо не покрывала требуемых сумм, привлекать же кредитные средства представлялось опасным. Бог знает, какие новшества в законах воспоследуют на другой день после оплаты (да-да, конечно, совсем без ведома царя, откуда ему знать…) и не придется ли даром бросить выкупленные активы, вернув казне. Требовались гарантии. Без них выкупная операция выглядела просто похабно — как шарлатанский способ выдавить из меня побольше серебра. Здесь нашлась почва для стачки нашей с Акинфием; государю пришлось свой превосходный аппетит на деньги ввести в разумные рамки.
От экспортной монополии мы отказались, посчитав более выгодным вернуться к уплате фиксированной пошлины с пуда. Без этого груза железоторговая компания резко полегчала. Казенную треть поделили пополам — после этого у меня и у партнеров-соперников оказалось по пятьдесят процентов. Ладожский завод их по-прежнему не интересовал: вероятно, положение младших компаньонов Демидовым казалось зазорным. А еще, при покупке заводов или иных маетностей они твердо держатся правила покупать дешево. Никогда не дают настоящую цену. Пришлось выкуп государевой доли взять на себя, постаравшись под благовидным предлогом увеличить рассрочку, сколько можно.
Благовидный предлог имелся в наличии; пожалуй, даже не предлог — вполне веская причина требовать послаблений. За время моего отсутствия почти половина работников разбежалась. А в силу действующих у нас порядков, людей надлежит сначала купить, только потом поставить в работу. От уплаты им жалованья сие не избавляет! Эта цена крепостных составляет громадный перерасход для русского заводчика, в сравнении с его соперником из Европы. Представьте конские бега, в коих одна из лошадей стреножена — действие рабства на коммерцию примерно такое же.
