Когда расхаживать по городу надоедало, мы шли в кинотеатр – наше любимое развлечение. А после фильма еще долго обсуждали актеров и запомнившиеся сцены. В кино уже пришел звук, так что фильмы стали гораздо интереснее, чем мне помнилось по прошлой жизни. Я жаждала хороших мелодрам – они стали моим прибежищем. Вечером, после похода в кино, я переживала всю историю заново в своем воображении, только с собой в главной роли.
Возможно, когда начнется вторая жизнь, я стану актрисой. Уже несколько лет я разыгрываю нормальную, ничем не примечательную девушку. Может, я смогу играть и другие роли. А может, и нет. Еще не прошло и трети моего срока, а я уже устала от притворства.
Я не могла высказать свои мысли вслух, но все эти годы злилась на Океан. Моя теперешняя жизнь вращалась вокруг служения Ей, и тем не менее я не желала иметь с Ней никаких дел. Я томилась от скуки. Мир вокруг кипел разнообразием, но я не хотела смотреть на него со стороны – мне хотелось стать частью этой жизни. А когда скука бесцельных блужданий прерывалась, я участвовала в событиях в самой омерзительной роли – в роли убийцы. Я пыталась отвлечься, но все вокруг казалось таким пустым, что забыться надолго не удавалось. Долгие годы я провела красивой, ядовитой бродягой. Никакие слова не опишут моих чувств. Никогда не представляла, как одиночество способно измотать душу.
Даже рядом с Миакой мне казалось, что никто не сможет дотронуться до меня. Несмотря на красивую внешность, я чувствовала омерзение к себе. Если мне требовался совет, Океан никогда не отказывала в помощи, и все же я постоянно пребывала в смятении. Когда-нибудь это должно закончиться, но когда? На дворе стоял 1945 год. Еще семьдесят шесть лет. Семьдесят шесть лет тишины, смертей и одиночества. Я ощущала себя словно на дне глубокого колодца: видела свет и точно знала, что мне не выбраться. По крайней мере, пока.
В конце 1940-х мы покинули Европу, чтобы познакомиться с загадочными землями Египта, Марокко и Греции. Классический выбор. Благодаря своей истории эти страны словно замерли под натиском времени. Во время путешествий наконец-то случилось что-то примечательное: у нас появилась новая сестра.
Девушку из Южной Африки звали Ифама, и она присоединилась к нам зимой 1953-го. Мы с Миакой с радостью ее приютили. Эйслинг даже не предложили пожить с новенькой. Ифама отличалась необычной красотой. Сильная и темная, как внешне, так и в душе. Меня против воли тянуло к ней. В ее поведении проглядывало что-то величественное, может, потому, что ее прошлое оставалось загадкой. Ифама не захотела рассказывать, как оказалась в море, а мы не настаивали. Океан не зря выбрала ее, как и всех нас, значит, Ее восхитило какое-то качество новой сестры. Я бы поставила на гордость. Даже сидя на пустом берегу после того, как Океан ее пощадила, Ифама не рыдала, как я в свое время. Она даже не вздрагивала, как Миака. По ее щеке то и дело стекала одинокая слеза. Было видно, что Ифама сдерживается изо всех сил, но слезинки выдавали ее горе. Я догадывалась, что, когда она попросила у Океан пощады, девушка не подозревала, чтó ее ждет. С другой стороны, никто из нас не знал. Я объяснила правила; Ифама выслушала их с сомнением. Не сразу, но она согласилась.
Ифама не разговаривала. Если Миака поначалу чуждалась меня из-за врожденной робости, Ифама не выказывала желания вступать с нами в беседу. Мы делали все, что могли, лишь бы вовлечь ее в разговор. Я попробовала метод, который показал успех с Миакой: расспрашивала о ее семье, чтобы Ифама вспоминала о них.
– У меня были мать, отец и сестра. Мы любили друг друга. Теперь меня нет.
Она заканчивала фразы, не оставляя места для продолжения. Казалось, что Ифама не хочет думать о прошлой жизни. Я ее не винила: тяжело оставлять позади любимых людей. Так что я начала расспрашивать ее о мелочах.
– Что ты думаешь о платье на той женщине? – как-то спросила я.
– Обычное платье. Нельзя судить людей по одежде.
Окончательно и бесповоротно. Может, у нее такой характер и ей не нужны пустые разговоры. Но ведь всем нам что-то нужно, правда? Возможно, Ифама просто не знает, как сблизиться со мной. После нескольких безуспешных попыток я обратилась к Миаке.
– Меня беспокоит Ифама, – призналась я как-то вечером.
Мы тогда жили на Суматре. Маленький дом на краю тропического леса стоял заброшенным, и мы сделали его своим прибежищем. Ифама была в доме. Мы с Миакой сидели на поваленном дереве.
– Меня тоже. Не знаю, что делать.
Такая добрая девочка. Ей, как и мне, тоже хотелось помочь Ифаме. Мне становилось больно от одной только мысли, но ради всех нас я должна была попытаться.
– Помнишь, как ты стеснялась в первое время? Может, Ифама тоже застенчива. Возможно, ее смущает, что нас здесь трое. Ты могла бы поговорить с ней наедине. – Я замолчала. Миака либо перепугается, либо с радостью ухватится за предложение.
– Думаешь, у меня получится? – Она выглядела потрясенной оттого, что я верю в ее способности.
– Конечно, Миака. Ты же теперь старшая сестра. И ты очень добрая и отзывчивая. Готова поспорить, что, если оставить вас наедине, Ифама откроет тебе душу. – Я снова замолчала, оставив предложение висеть в воздухе.
Миака погрузилась в раздумья:
– Куда ты поедешь?
– О, пока не знаю. – Я сделала бравую мину. – Куда глаза глядят. Но обещаю, что вскоре вернусь. Пару недель, в крайнем случае месяц. Затем я вернусь к тебе и твоей новой подруге. Вполне возможно, что вы прекрасно обойдетесь и без меня, – подмигнула я.
– Не говори глупостей. Я всегда буду любить тебя.
На этом мы договорились. Я уехала на следующий день под предлогом, что хочу побыть наедине с Океан. Далеко от правды, но я не хотела создавать у Ифамы впечатление, будто собираюсь сбежать от нее. Пусть лучше думает, что я регулярно совершаю вылазки к побережью.
Когда я оказалась достаточно далеко от сестер, чтобы они не могли меня слышать, я разрыдалась.
Я ненавидела оставаться в одиночестве. Все мое естество бунтовало против того, чтобы пробыть наедине с собой дольше нескольких часов. Я нуждалась в людях, а они должны были нуждаться во мне. Но ради сестер – единственного, что у меня оставалось в этом мире, – я готова годами сидеть одна и плакать. Я любила их.
С Суматры я не уехала. Даже не стала сообщать Океан о нашем намерении. Я отправилась в северную часть острова и поселилась в дупле. До сих пор не люблю вспоминать о том времени.
С огромным трудом я продержалась две недели. Я надеялась, что Миаке хватило времени, но все равно терпеть больше не могла. Мне требовалось вернуться к ней и Ифаме. Войдя в дверь, я сразу поняла, что у сестер ничего не получилось. Миака раскрашивала ягодным соком тонкие листы бумаги. При моем появлении она подняла голову, чуть улыбнулась и кивком указала на дверь в другую комнату.
Я прошла во вторую половину крошечного домика. Ифама принцессой восседала на пне, который мы использовали вместо стула. Она смотрела в окно с загадочной улыбкой, словно ее полностью устраивало сидеть неподвижно и рассматривать воздух. Ифама постоянно была погружена в свои мысли и не выглядела недовольной. Откуда нам было знать, о чем она думает, что планирует, возможно, с самого начала?
