К дому Костиной тетки Прасковьи Ивановны тянулась стометровая очередь мальчишек и девчонок. Несколько дружинников наводили порядок.
— Это за автографами, — разъяснил Гришка. — Сегодня по графику получает только наше село. А с шести утра придут из соседних деревень, все расписано на неделю вперед.
— Но ведь я, — возмутился Костя, — должен буду давать автографы с утра до ночи!
— Ни в коем случае! — возразила Симка-Серафимка. — Мы будем делать перерывы на твои выступления в клубе.
— Они… тоже запланированы?
— А как же! Два выступления в день, воспоминания и впечатления. Весь сбор — в фонд сооружения твоей статуи на школьном дворе, в твою натуральную величину.
— Статуи? — ошеломленно пробормотал Костя. — Это…
— Ну ладно, пора заняться делом, — озабоченно сказал Женька. — Боюсь, давка начнется. Начинай, Константин Сидорыч, давать автографы, чтобы к ночи кончить.
— А какая разница? — возразил Гришка. — Все равно ему сегодня ночью не спать!
— Почему это? — испугался Костя.
— Народное гулянье, — объяснил Гришка. — В твою честь. В знак признания заслуг. Так что будь готов.
— Но ведь я хочу спать! — обозлился Костя.
— Ничего не поделаешь — популярность! — Гришка кротко улыбнулся и почтительно откланялся.
Несколько дней спустя друзья-однокашники собрались вечерком на квартире у председателя Гришки, который в коротком вступительном слове высоко оценил проделанную работу.
— Пока все идет как по маслу, — резюмировал он. — Ты был, Петька, ответственным за встречу в школе. Как прошло?
— Спектакль был по системе Станиславского! — похвастался Петька. — Эх, не пошел я в режиссеры… Ну ладно. Значит, собрание открыл завуч Павел Никитич. Он начал с того, что выразил радость по поводу встречи с бывшим учеником, а кончил несколько неожиданным, но тепло встреченным собравшимися сравнением Кости с Людмилой Гурченко. Ему, Павлу Никитичу, показалось, что это родственные дарования. Затем слово предоставили Косте. Он сказал: «Товарищи!» — и тут же из зала раздался радостный вопль: «Он нас, простых школьников, назвал своими товарищами! Ур-ра!» Отгремело. Костя продолжил: «Я рад, что снова в этом зале», — и снова вопли из зала: «А мы-то как рады! Это праздник для нас!» Дальше Костя уже не смог сказать ни слова. Как только он раскрывал рот — начиналась овация.
— Неплохо, — скупо похвалил Гришка, — хотя до Станиславского далеко, мало выдумки. Ну а как проходит операция «Любовь с первого взгляда»?
— Точно по плану! — доложила Симка-Серафимка. — Увидев Галку, Костя уже через пять минут засыпал ее изящными комплиментами и выпросил свидание в полночь под дубом. Она пришла, он ей рассказывал про свои встречи с Феллини и Элизабет Тейлор, она восхищалась, а он положил руку ей на плечо. Но в это время из-под земли выскочил пацанчик и потребовал автограф. Костя с досадой расписался на каком-то клочке и увел Галку в сквер. Здесь он уже собирался было поцеловать ей ручку, но поднял глаза и увидел очередь из двух десятков мальчишек с блокнотами в руках. Он взбесился и послал коллекционеров ко всем чертям. Галка сделала вид, что шокирована такой грубостью, и убежала домой.
— Отлично, — констатировал Гришка. — Чувствуется взлет фантазии. Главное, чтобы у Кости не осталось сомнений в своей заслуженной популярности. А с автографами пора кончать, школьники воют, у каждого по десять штук. Серафимка, посоветуй Галке, чтобы она сегодня познакомила Костю со своим мужем и предложила гулять в полночь втроем. Нельзя допустить, чтобы дорогой гость скучал. Женька, может быть, в субботу устроить еще одно гулянье вокруг его дома, а?
— А не лучше ли шествие с факелами? — подумав, предложил Женька. — С факелами и с Костиными портретами! Витька-фотограф обещал штук десять сделать в нерабочее время.
— Я сегодня его встретила, — вздохнув, сказала Симка-Серафимка, — и мне даже стало как-то жалко.
Я, конечно, сразу изобразила на лице восторг и почи тание, а он грустно мне шепнул: «Знаешь, Серафимка, скажу тебе по правде, совсем не такой я знаменитый, как все думают».
Это сообщение было встречено с большим интересом.
— Мы — на верном пути! — торжественно провозгласил Гришка. — Еще немного усилий и… Да, войдите!
На пороге стоял Костя. Он весело улыбался, но по его напряженной позе и полным ожидания глазам было видно, что чувствует он себя не очень-то уверенно.
— Привет, ребята! — принужденно сказал он. — Как делишки?
— Товарищи, — разволновался Гришка, — нам оказана такая честь! Вы бы предупредили, Константин Сидорович, как-никак вы наша гордость!
— Да, да, гордость! — восторженно подхватили Женька и Петька.
— Ну, ребята, — взмолился Костя, — ради бога…
— Урра знаменитому земляку! — провозгласил Гришка.
— Урра!
— Ребята! — в отчаянье закричал Костя. — Хватил я, идиот, признаю! Будьте же людьми!
Однокашники переглянулись.
— Может, простим? — умоляюще предложила Симка-Серафимка.
— Конечно! — заскулил Костя. — А то жизни нет. Сейчас в кино чуть до бешенства не довели, посреди сеанса штук тридцать автографов дал! Я еще вчера понял, что это вы…
— А ты уверен, что уже перевоспитался? — спросил у Кости Гришка.
— Голову на отсечение — уверен! — радостно воскликнул Костя.
— Значит, больше нос к звездам задирать не будешь?
— Да я скорее буду им землю пахать! — пообещал Костя.
— Не стоит, носом лучше пользоваться по назначению, — посоветовал хирург Петька.
Костя свободно и глубоко вздохнул, стер со лба пот и вместе с ним кошмары последних дней. Друзья уселись за стол, и началась самая непринужденная, откровенная и содержательная беседа, какая бывает тогда, когда собираются бывшие однокашники.
БАРОН
Я не собираюсь навязывать вам историю из жизни великосветского общества. Сиятельная особа, титул которой дал название рассказу, — самая обыкновенная лошадь, и по сей день живущая в отведенной для лошадей резиденции. Впрочем, «обыкновенная» — это совсем не то слово. Я выразился бы куда более точно, если бы сказал так: никогда еще благородный облик лошади не принимал столь вероломный, эгоистичный и нахальный субъект, как сивый мерин по кличке Барон.
Первопричиной нашей встречи явился телефонный звонок, раздавшийся в кабинете главного редактора моей газеты. Редактор удовлетворенно хрюкал и чесал лысину колпачком от авторучки — верный признак сенсационной новости. Затем положил трубку, обвел глазами собравшееся в кабинете изысканное общество — полдюжины одуревших от папиросного дыма, кефира и бутербродов сотрудников — и ткнул пальцем в мою сторону.
— Колхозница Вера Шишкина из села Комарова принята в консерваторию без экзаменов. Вся профессура посходила с ума: «Растет новая Нежданова!» К утру сдашь сто пятьдесят строк. И учти — если тебя опередят из других газет…