Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 63
— За что будем пить? — пристально посмотрел на меня Александр. — Ты какая-то задумчивая сегодня.
— Ты говоришь так, словно знаешь меня со школьной скамьи, — с иронией ответила я, — давай выпьем за то, чтобы неприятности прошли стороной, твои неприятности.
Мне почему-то захотелось вывести из себя этого улыбчивого и неуязвимого с виду «фараона».
— Ты говоришь о позавчерашнем убийстве? — не мигая, смотрел на меня Александр.
— Мне бы не хотелось, чтобы… — Я запнулась.
— Чтобы я последовал за Дени?
— Да, — нетвердо произнесла я. Волнение не давало мне говорить непринужденно.
— Ладно, давай выпьем.
Мы сделали по два глотка.
— Все-таки, согласись, странно посреди Тарасова встретить уголок Древнего Египта… не просто музей, а…
— Понимаю, что ты хочешь сказать. Видишь ли, непросто наблюдать все это не в музеях, а жить с этим. Конечно, у меня нет настоящей мумии, нет золотого трона, — засмеялся он, — но у меня есть воображение, восприимчивость… Я могу проникнуться этим… Ты знаешь, — глаза Александра запылали, — мне по ночам иногда представляется, что я мумия фараона, плывущая в саркофаге по волнам вечности. В прошлый раз ты сравнила жизнь с морем…
— Не очень оригинальное сравнение, — скромно сказала я.
— Дело не в его оригинальности, а в его верности, — увлекся темой Александр, — жизнь — море… Но смерть — океан!
Он был возбужден разговором.
— В Древнем Египте знали это! — воскликнул он, но, устыдившись своей восторженной одержимости, смущенно рассмеялся, — прости. Я, наверное, кажусь тебе чудаком. У меня ведь ни машины, ни телефона нет. Женщинам кажется это странным.
Александр пожал плечами.
— Понимаю, — пробормотала я.
— Что такое весь этот пластиковый комфорт перед искусством?! Прав был Шопенгауэр, когда сказал, что единственное, что может возвысить человека над проявлениями вечноалчущей воли и даровать ему безмятежную вечность созерцания, — это искусство! Были, конечно, и такие разочарованно-депрессивные типы в литературе, как Камю, считавшие искусство проявлением все того же неизбывного абсурда. Только я так не думаю, искусство выше жизни, жизнь смотрится в него как в зеркало. Иначе она утратит ясность и самосознание.
— Мне все-таки кажется, — осмелилась я возразить, — что жизнь богаче любого искусства. И дело творца учиться у нее…
— Дело творца — творить новую реальность! — торжественно, с лихорадочным блеском в глазах провозгласил Александр. Пойдем. — Он вскочил со своего «пыточного» стула и устремился ко мне.
— Куда? — испугалась я.
Я была ошарашена его эмоциональным подъемом. Спокойный и бесстрастный, он вдруг выказал такую неистовую увлеченность предметом.
— На второй этаж. Я покажу тебе мои работы.
По винтовой лестнице, находящейся сбоку от камина, мы поднялись наверх. Почти в самом центре такой же просторной комнаты раскинулась огромная кровать с закругленными металлическими спинками, покрытая шелковым бежево-абрикосовым покрывалом. Над кроватью и рядом с ней висели и стояли разного размера софиты. Этакий сексодром, совмещенный со студией. Александр смотрел на меня, наслаждаясь произведенным на меня эффектом. Я сделала вид, что кровать мало интересует, и прошла дальше, где за аркой был вход в следующее помещение.
Там было что-то вроде рабочего кабинета. Никакой вычурности или стремления удивить гостя, все направлено на организацию рабочего места. Первым делом бросались в глаза, конечно же, фотографии. Фотографии, фотографии и еще раз фотографии: ими были увешаны все стены. В основном это были снимки размером с печатный лист, воспроизводящие женщин, девушек, юношей и девочек. Снимки были аккуратно развешаны один под другим ровными рядами. В дальнем углу стоял узкий длинный стол светлого дерева, на котором разместился монитор компьютера, принтер и сканер, системный блок располагался под столом, чтобы не закрывать пространство с фотографиями. На двух открытых полках глубиной всего в несколько сантиметров были выставлены совсем небольшие снимки. Лицо на одной фотографии показалось мне знакомым, и я взяла ее с полки. Я не ошиблась: это был снимок Насти Беловой. Она лежала обнаженной на кровати-сексодроме и спала. Лицо ее было безмятежным.
— Жаль ее, — с грустью произнесла я, — найти бы этого урода, который лишил ее жизни.
— Все они рано или поздно плохо кончают, — Шилкин сочувственно покачал головой.
— Можно, я возьму ее себе?
— О чем разговор, пожалуйста, — быстро согласился Александр.
Я оставила фотографию у себя и перевела взгляд направо, где увидела огромное горизонтальное колесо вроде барабана из «Поля чудес». Внешняя часть этого барабана служила столом, а внутренняя, полая, была разделена на сектора, в которых тоже стояли фотографии. Внутренний барабан, как я поняла, мог вращаться, давая возможность стоя на одном месте достать снимки из любой ячейки.
— Сделано по моим чертежам, очень удобная штука, — сказал он, сделав глоток коньяка.
— Да, впечатляет, — без особого энтузиазма произнесла я, — а там что? — Я показала на дверь рядом с рабочим столом.
— Там моя лаборатория, ванна и туалет. Хочешь посмотреть?
— Там у тебя тоже стоят софиты?
Я думала немного подколоть его, но он ничуть не смутился.
— Да, и там тоже.
— Тогда пойдем смотреть.
Шилкин галантно отворил передо мной дверь, и мы вошли в широкий короткий коридор, который заканчивался узким стрельчатым окном.
— Ванная направо, — подсказал он.
Я открыла дверь, ожидая увидеть что-то вроде джакузи, но была разочарована: ванная комната представляла собой сплошь отделанное плиткой бежевых тонов большое помещение с высокими потолками, в углу которого сиротливо притулилась ванна обычных размеров. Она, правда, была фаянсовая, но суть от этого не менялась. Возле нее на никелированных штативах действительно возвышались два огромных черных софита. И никаких излишеств, только три вешалки в виде обычных плечиков для одежды на крючках. Мне стало скучно.
— Давай вернемся к камину. — Я поежилась, — что-то у тебя не жарко.
— Как скажешь, — Шилкин пожал плечами и, развернувшись, зашагал обратно.
* * *
Проведя у Шилкина в общей сложности почти два часа, я уехала из его эклектично-аскетичного дома со смешанным чувством восхищения и недоумения. Меня просто поразило качество снимков, сделанных Шилкиным. Все было выверено и рассчитано: и глубина резкости, и выдержка, и диафрагма, и, конечно, постановка кадра. Придраться не к чему. Совсем непонятно его стремление уединиться, жить без машины и телефона, хотя все это ему по средствам. Но на то он и художник! Художник, которого знают не только в России, но и во Франции, в Чехии, в Финляндии. Он сказал мне, что мечтает о том, чтобы его альбомы увидели свет и в других странах Европы.
Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 63
