Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 102
Кто-то из девушек бросился спасаться к темнеющему под горушкой стаду: не так-то просто преследователю прорваться сквозь плотно прижатые бока овец, преимущество в быстроте мигом сойдет на нет, да и спрятаться в стаде проще простого – натянешь на голову овчинную телогрею, пригнешься пониже – вот и нет тебя, растаяла девка в ночи, растворилась меж бараньих шуб.
Но все же, большинство девчонок понеслись к темнеющей за полем роще.
Попробуй, поймай бегунью меж стройных стволов, да еще огонь сбереги, а то получится, что зря бегал, только лоб ветками исхлестал, а суженой не словил. Тоже, кто захочет – спасется, разве что очень уж быстроногий парень положит на тебя глаз. Но тогда, значит, и впрямь – судьба. Зато в лесу хорониться куда как веселей.
Тейко свистнул и припустил за бегущими.
– Горим!.. – молодечески крикнул Ташин одногодок Малон и тоже метнулся сквозь костер. Разом перепрыгнуть ему не довелось, и Малон выскочил из огня паленый словно боров, после того, как освежуют его охотники. Крякнув с досады, прыгун сунулся было за головней, отскочил, отогнанный жаром, но потом достал-таки огня и тоже помчал к лесу.
– Горим! Горим!.. – один за другим парни прыгали через пламя и, размахивая факелами, бежали искать кто единственную, заранее высмотренную зазнобу, а кто и просто куда глаза глядят, задыхаясь от радости и сладкого предчувствия нечаянной встречи в потайной глуби леса. Заметить метнувшуюся тень, облапить, что медведь охотника, ощутить, как рвется из рук тонкое девичье тело, а потом потребовать непреклонно: «Целуй, тогда пущу!» – и ждать, когда пленница приподымется на цыпочки и чмокнет в щеку, а то и прямо в губы. Неважно, что порой наутро сам не знаешь, с кем целовался в лесу. Дожинки раз в году бывают, в эту ночь многое позволено.
Случалось, возня да поцелуи доводили милующиеся парочки до нечаянного греха. Хорошо, если с суженным – меж собой как-нибудь разберутся. А если вовсе не знаешь, с кем свел случай на лесной мураве? Тогда – беда. Одно спасение – после свадьбы молодой муж помалкивать будет, что невеста оказалась траченная. А то люди спросят: сам-то где был в ту ночь? Куда смотрел? За кем по лесу гонял?
Ну а чтобы силком девку взять – такого не водилось. Сбежится народ на крик – насмерть насильника потопчет.
Таши стоял поодаль от костра, глядел в сторону, старался не слышать хохота, криков, визга. Не для него праздник, его жизнь заранее другими решена. И хотя никто не возбранял быть вместе со всеми, но любой знает, что ему в горелки играть не следует.
И вдруг Таши зримо представил, как Тейко, злорадно хохоча, гонится по лесу за Уникой, как тычет тлеющим углем в распущенные волосы, как ловит Унику, хватает за плечи и требует поцелуя. Таши гневно зарычал и, не помня себя, ринулся в лес. Он бежал напролом сквозь кусты, меж призрачных стволов, не глядя перепрыгивал кочки и упавшие поперек пути валежины. Он не слышал смеха, ауканья, топота бегущих ног – все это было не важно и ничуть не затрагивало напряженных чувств. Он знал лишь одно – Уника там, и он бежит к ней, торопясь и никуда не сворачивая. Таши не мог сказать, откуда пришла такая уверенность: слышит ли он стук ее сердца, или словно охотничий пес идет по запаху, или же просто перед ним распахнулся мир летучих духов и ведет к цели самой прямой из дорог. Таши некогда было думать об этом. Он бежал. Должно быть, так ощущает мир разгневанный мангас. В эту минуту Таши и был мангасом, готовым преступить любой закон.
А потом наваждение кончилось, и Таши обнаружил, что стоит где-то в самой глубине рощи, ауканье и задорные перепевки едва доносятся издалека, а рядом слышны приглушенные всхлипывания и какой-то совсем тихий, но резкий, свистящий звук. Мгновение Таши не мог понять, что бы это могло быть, и лишь потом сообразил, что так свистит костяной гребень, когда хозяйка резко и зло, не жалея выдранных прядей, расчесывает волосы.
Таши присел на корточки, вслепую протянув руку, коснулся плеча Уники.
– Это я, – неуверенно произнес он.
Наступила долгая и такая пронзительная тишина, что песня, которую завели стягивающиеся к опавшему костру девушки, лишь глубже подчеркивала ее:
Ежели ты любишь, возьму я за себя;
Ежели не любишь, убью я сам себя.
Сам себя убью, во сыру землю уйду…
Почему девчата в невестину ночь распевают мальчишечье горе, того не скажет и старый Ромар. Так от предков заведено.
Таши осторожно гладил распущенные волосы. Ночь стояла теплая и сухая, убивающая всякий аромат, но все же Таши учуял чуть слышный запах горелого волоса. Вот почему Уника со слезами драла косу, вычесывая паленые колечки.
– Это Тейко? – не шевельнув губами спросил Таши.
Уника не ответила, но плечо ее под рукой Таши дрогнуло, и Таши понял, что она кивнула головой.
Секунда прошла в трудном молчании, потом Уника произнесла бесцветным голосом, каким сообщают обыденные вещи:
– Все равно я не пойду за него, пусть хоть всю голову мне спалит. Я лучше сама волосы сожгу, к лесным старухам подамся, злой йогой стану, а за него не пойду. Думать о нем тошно, уж лучше в реку…
– Ну что ты, зачем? – Таши упал на колени, притянул девушку к себе. – Не уходи, я тебя никому не отдам, никому на свете!
Он ласкал волосы, плечи, целовал мокрые, соленые от недавних слез глаза, Уника вздрагивала от неловких прикосновений, но не отстранялась, а прижималась к Таши еще крепче…
Старый седой зубр, хозяин рощи, давным-давно заповеданный от всякого охотника, бесшумно вышел из зарослей молодых рябин, остановился, втянул ноздрями воздух, благосклонно кивнул, прислушиваясь к стону полному боли и любви, и надолго замер, словно страж, не позволяющий приблизиться никакой скверне и злу. Потом он отступил на шаг и неуловимо канул во тьме.
– Уника, Уника… – непрерывно твердил Таши, – родная моя, любимая…
– Что, мой хороший?
Таши тихо рассмеялся.
– Уника, ты понимаешь, ведь я человек! Я настоящий мужчина! Я так боялся, что окажусь мангасом…
– Почему, глупенький? Спросил бы меня. Я это знала с самого начала, всегда.
– Уника, милая, мы теперь на всю жизнь вместе! Так и останусь с тобой навсегда, рук не разожму.
– Конечно, навсегда…
Спасибо матери-земле, что ночь темна. Спасибо предкам, научившим забывать, что когда-нибудь все равно настанет утро.
Глава 2
Никто не знал, сколько лет безрукому Ромару. Даже сам Ромар не знал – сбился давно. Что их считать, годы – дела считать надо. А дел за долгую жизнь переделано было множество. Именно – переделано, хотя это трудно представить, глядя на безрукого.
Когда-то, в бездонном прошлом Ромар был молод, силен и удачлив на охоте. Кто знает, возможно, когда-нибудь могла ему достаться нефритовая дубинка вождя, и Ромар держал бы ее с честью, но этого не позволил белобородый Рута – шаман, обучавшийся тайному искусству у самого Сварга.
Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 102
