Аллегра не понимала, рада она этому или огорчена. Все эти годы именно воспоминания поддерживали в ней огонь ненависти – и теперь она вдруг почувствовала себя ограбленной. Но возможно, другая, более свежая память о страданиях, перенесенных в Каролине, укрепит ее решимость расквитаться с Уикхэмом. Она не должна забывать о своем долге перед теми, кого больше нет.
В огороженном дворике, примыкающем к двери, ведущей на кухню, гоготали гуси; когда карета остановилась, залаяли несколько привязанных неподалеку английских догов. Едва Аллегра сошла на землю, как открывший дверь кареты грум ухмыльнулся и громко сказал:
– Это еще что? Ну и грязнуля! Ну и рвань! – Увидев вышедшего вслед за Аллегрой Бриггса, он вопросительно поднял бровь: – А где же его милость?
– Возьми лошадь и поезжай к нему. Он ждет на постоялом дворе «Чертополох и роза».
Грум хохотнул:
– А он еще может усидеть в седле?
Бриггс бросил на него грозный взгляд и сердито буркнул:
– Ты осмелишься сказать это ему в лицо? Если нет, делай, что велено, и попридержи язык.
Не слушая извинений, которые неохотно пробормотал грум, Бриггс взял Аллегру за локоть и повел в дом.
Не успели они войти, как навстречу им тотчас поспешила пожилая женщина в накрахмаленном чепце. Губы ее были недовольно поджаты.
– Мистер Бриггс, я настоятельно прошу вас поговорить с его милостью. Мэрджери проплакала сегодня полдня после того, что лорд Ридли сказал ей нынче утром. Она говорит, что хочет уволиться.
Бриггс вздохнул:
– Ну так пусть увольняется. Мы наймем другую.
– Но она уже третья прачка за этот месяц.
Управляющий раздраженно крякнул.
– Миссис Ратледж, слуги – это ваша забота, не так ли? Неужели вы не можете подыскать такую прачку, которая не станет обижаться на безумный бред человека… – Он вдруг запнулся, спохватившись, что сказал лишнее. – Его милость иногда бывает не в себе, – продолжил Бриггс более спокойным тоном, – Сделайте так, чтобы слуги это поняли. Они должны уважать своего хозяина, а не носиться со своими обидами. А Мэрджери пообещайте полгинеи в качестве возмещения за уязвленную гордость. И начните учить новую прачку на тот случай, если она все-таки уволится. Вот еще что. – Он показал рукой на Аллегру: – Его милость желает, чтобы вы позаботились об этой девушке. Пусть накормят и вымоют. И найдите для нее подходящее платье.
– Девушке?
Экономка понимающе усмехнулась. Она перевела взгляд с полуодетого Бриггса на Аллегру, на которой поверх разорванной мужской одежды все еще был надет его камзол, и многозначительно промурлыкала:
– Ну что ж, мистер Бриггс, похоже, у его милости был сегодня весьма интересный день.
– Займитесь своими обязанностями, миссис Ратледж, – холодно произнес управляющий и торопливо пошел прочь.
Экономка оглядела Аллегру с головы до обутых в пыльные башмаки ног:
– А ты хорошенькая, ничего не скажешь. Несмотря на твою загорелую кожу и грязное лицо. Да, у его милости недурной вкус. – Она махнула рукой в сторону лестницы для слуг: – Ну что ж, пошли.
Намек миссис Ратледж напомнил Аллегре о том, что страшило ее больше всего.
– Я здесь не затем, чтобы быть шлюхой лорда Ридли, – сказала она с вызовом.
Миссис Ратледж равнодушно пожала плечами:
– Быть шлюхой его милости не так уж плохо. Он человек щедрый, хоть этого у него не отнимешь.
Эти слова были сказаны с таким неприкрытым презрением, что Аллегра невольно подумала: «Однако недостаточно щедрый для того, чтобы купить преданность своих слуг».
Вслед за миссис Ратледж Аллегра спустилась на этаж по черной лестнице, прошла мимо кухонь и просторной комнаты для слуг и вошла в маленькую, скромно обставленную гостиную. Подозвав двух молоденьких служанок, домоправительница непререкаемым тоном отдала им несколько распоряжений. И уже через пять минут девушка сидела за столом и наслаждалась настоящим, сытным обедом – впервые с тех пор, как она покинула Каролину. Пока Аллегра ела, служанки внесли в гостиную бочку, наполненную горячей, пахнувшей лавандой водой, развели в камине небольшой огонь и принесли простое синее платье, нижнюю юбку, рубашку и корсет. Они помогли ей раздеться и удивленно вскрикнули, увидев у нее на спине два длинных перекрещенных рубца.
– Бог ты мой! – воскликнула одна из них. – Я, конечно, знала, что его милость не ангел, но чтобы сделать такое! Этакой пакости я даже от него не ожидала.
– Это сделал не Ридли, – объяснила Аллегра, – а сэр Генри Кромптон.
– Ах вот как, – протянула вторая служанка и лукаво хихикнула. – Извините, мисс, но вы, наверное, хотели стянуть у него еду со стола. Это единственное, что может разозлить такого борова.
Первая служанка расхохоталась:
– Моя кузина Мэри служит у него в доме. Так она сказывает: мол, за глаза все слуги говорят, что когда сэр Генри помрет, то его гроб вместо роз засыплют кочанами капусты, а церковь украсят связками колбас. – Она осторожно коснулась спины Аллегры: – Эти ранки неглубокие, мисс, до свадьбы заживут. Что поделаешь, всех нас били. А теперь полезайте в бочку. Кожа у вас рассечена только в нескольких местах, так что щипать будет недолго.
Служанки мыли ее осторожно и старательно, и Аллегра была им за это благодарна. Так приятно было чувствовать, что о тебе заботятся. Обе они вслух подивились тому, как разнится белая кожа ее тела от темного загара на лице и руках, но больше ничего не сказали, как видно, догадавшись, что ей хочется предаться своим мыслям. Их участливое молчание подействовало на нее успокаивающе, и вскоре ее стало клонить в сон.
К тому времени когда они вымыли Аллегру и одели (причем корсет зашнуровали свободно, чтобы он не давил на ее израненную спину), она уже начала клевать носом, не в силах противиться дремоте. Девушка сидела на табурете возле горящего в камине огня, а служанки вытирали и расчесывали ее вымытые волосы, ниспадающие густыми темными завитками почти до самой талии. Она отдалась теплой волне покоя и довольства. Завтра она подумает об Уикхэме и своем долге и снова отправится в путь. Но сегодня… Аллегра зевнула, вздохнула, и голова ее упала на грудь. Сегодня…
Внезапно девушка осознала, что ее волосы больше не расчесывают, – их перестали расчесывать еще несколько минут назад. В комнате было очень тихо. Аллегра открыла глаза и выпрямилась. Перед ней, прислонившись к каминной доске, стоял Ридли и разглядывал ее из-под полуприкрытых век. Обе служанки ушли. Дверь была закрыта.
Ридли покачал головой и лениво улыбнулся:
– Черт меня побери, да ты прямо красотка.
Аллегра вскочила на ноги и опасливо бросила на него ненавидящий взгляд; тело ее напряглось, как у загнанного зверька. Сейчас она остро сожалела о том, что служанки не дали ей косынки, чтобы повязать на шею и закрыть грудь. Ей было не по себе оттого, что ее полные груди соблазнительно выпирают из низкого выреза платья, прикрытые только виднеющейся из-под корсажа узкой оборкой рубашки.
