— Так что же? — настаивал капитан.
— Ну, все-таки день святого Валентина, — решилась, наконец, я. — Захотела в честь праздника доставить удовольствие парню, который так безнадежно по ней сохнет.
— Безнадежно, — подхватил Полухин. — То есть было очевидно, что в дальнейшем Нетребко ничего не светит. Это, если так можно выразиться, его звездный час.
— Почему же? — иронически произнесла Ира. — Женское сердце, как известно, непредсказуемо.
Вот Ира молодец, а я, как всегда, дала маху. Я не привыкла, чтобы собеседник, словно клещ, цеплялся к каждому слову.
— Хотя бы потому, что, явившись вместе с Нетребко, Марина тут же перестала обращать на него внимание и переключилась на других молодых людей. Вряд ли Нетребко это понравилось. Это было крушением всех надежд, которые ему так неосмотрительно подали. Больше всего мужчину выводит из равновесия даже не отсутствие надежд, а их крушение. Кстати, Нетребко курит?
— Нет, — с вызовом заявила Ира. — Неужто вас информировали, будто да?
— Лишний раз уточнить не мешает.
Я, не удержавшись, хмыкнула. Милиционер повернулся ко мне.
— Чему вы смеетесь?
Наверное, стоило промолчать, но он спросил так быстро и требовательно, что я невольно выпалила:
— Вы думаете, если много раз задавать один и тот же вопрос, рано или поздно получишь другой ответ?
Скривившись от моих невинных слов, словно от самого кислого лимона, Полухин снова обратился к Ире.
— Но Нетребко мог на некоторое время выйти из квартиры незамеченным?
— Любой мог, — не стала скрывать она. — Мы веселились и друг за другом не следили. Но я не понимаю. Разве это не несчастный случай? У вас есть основания считать иначе?
— Нетребко, он был вне себя от возмущения, так? — проигнорировал вопрос милиционер.
Вот уж, действительно клещ… вцепился и не отпускает. Что-то у меня последние дни сплошная зоология. То была помесь слона и бабочки, теперь того хуже — злобный переносчик вирусных инфекций.
— Да чушь! — не выдержав, встряла я. — Ромка тихий и робкий. Он не бывает вне себя.
Как ни странно, клещ удовлетворенно кивнул, однако тут же переключился на другой объект.
— Кто наверняка выходил на балкончик, так это Галина Найденова… та, которая раньше дружила с Нетребко. Она же курит очень много. Это точно. Галка еле выдерживает лекцию, сама говорила.
— Она выходила покурить, — осторожно сообщила Ира, — и не только она.
— Странно, что, выходя покурить, она не заметила на балкончике Марину… или ее тело. Марина отсутствовала в вашей компании довольно долго. Вряд ли все это время Найденова терпела без курева.
Определенная логика здесь была. Ванька или Олег могли хоть полдня провести без папирос, Андрей тем более, а Галка нет.
— Может, Галка ходила на другой этаж? — предположила я. — Эти балкончики как раз посередине между этажами. Можно подняться на пролет вверх, а можно спуститься вниз.
— Ладно, — неожиданно сменил тему Полухин, — а скажите-ка мне, не произошло ли вчера чего-либо необычного. Я не имею в виду, связанного с Мариной Пози. Просто необычного.
— Я заплела африканские косички, — отчиталась я. — Вот они! Впервые в жизни. Это необычное?
На секунду мне почудилось, что собеседник стукнет меня по голове, однако обошлось.
— Что-нибудь еще? — холодно осведомился он.
Я пожала плечами. Представление про африканскую принцессу я бы необычным не назвала… я часто подобным образом дурачусь.
— Вроде ничего.
— Я хотел проверить вашу искренность. Значит, продолжаете издеваться над следствием? Не советую.
По-моему, это уже называется комплекс. Я имею в виду, когда человеку вечно кажется, будто над ним издеваются.
— Вы неправы, — пожала плечами Ира. — Мы действительно не понимаем, что вы имеете в виду.
— Вы получали вчера валентинки?
Я облегченно засмеялась. Вот он о чем!
— Вы подразумеваете ту дурацкую открытку… я совершенно про нее забыла. Да, я получила две валентинки, одну хорошую и одну плохую.
— Вы можете мне их показать?
— Хорошая у меня дома в столе, — кивнула я, — а другая… — Я задумалась. — По-моему, я выкинула ее в мусорное ведро. Точно! Мне захотелось поскорее от нее избавиться, чтобы забыть. Зачем хранить плохое?
— В какое ведро?
— У Насти на кухне. А что?
— И что было написано в этой валентинке?
— Ругали меня за неверность. Кажется, так.
Полухин молча вытащил из папки открытку и протянул мне. Вроде бы та самая… по крайней мере, очень похожа. Я открыла ее, чтобы прочитать текст. «Женщина, не умеющая хранить верность, недостойна жить».
— Надо же, — удивилась я, — из мусора, а такая чистая.
— Она не из мусора, — вежливо сообщил Полухин. — Она из кармана Марины Пози.
Именно это называется немой сценой. Мы молча таращились на собеседника, а он явно наслаждался этим. Наконец, Ира робко поинтересовалась:
— Это точно та самая открытка? Может, просто одинаковая? Давайте посмотрим у Насти в мусоре… вдруг там лежит…
— Если представить, что открытка не та же самая, — пропустив мимо ушей разумный совет, поведал капитан, — получается, Наташа и Марина в один день получили одинаковые валентинки. И, соответственно, от одного человека. Как вы полагаете, кто бы это был?
— Ума не приложу, — без промедления откликнулась Ира. — Я думала вчера об этом. Натку все любят… разве что Настя немного цепляется, но она уверяет, что не при чем. Не понимаю, кому и зачем захотелось портить Натке настроение. Вот Марине — другое дело, тут удивляться не приходится. Она… она… — Ира смутилась, видимо, вспомнив, что Марина мертва, и тактично закончила: — У нее сложный и неоднозначный характер. Ей нравилось менять… мм… близких друзей, и это их обижало.
— Она не умела хранить верность? — иронически спросил Полухин.
— Она не ставила перед собою подобной цели, — констатировала Ира, и я в который раз поразилась ее уму. — Скорее ставила противоположную.
— То есть вы считаете, валентинка не могла так Марину расстроить, что она покончила с собой?
Тут хихикнула даже деликатная Ира, не говоря уже обо мне. Марина выбросилась с балкона из-за того, что некий аноним осудил ее за неверность! Да она бы от подобной валентинки лишь загордилась.
— А других причин для самоубийства Марины вы не знаете?
— Нет, но мы мало с ней знакомы, — объяснила Ира. — Так у вас все-таки есть причины считать, что…
— Вы свободны, девушки, — вдруг заявил Полухин. — Можете идти.
