– Наверное, не хотела с тобой говорить. Так ли уж это важно? Мы не видели друг друга много лет, и не о чем разговаривать.
– Ясно. – Он еще раз пристально осмотрел ее с головы до ног. Тут Триста запоздало пожалела, что не привела волосы в порядок, поскольку собиралась в рабочую комнату. Хорошо еще, что чисто случайно она сегодня оказалась в одном из своих лучших нарядов.
– Здесь на улице есть кафе. Давай сходим туда. Я хочу с тобой поговорить.
Триста отрицательно покачала головой, но это предложение было ей приятно.
– Я не могу. Я только пришла, и мне нужно закончить свою работу.
– Об этом не беспокойся, – звонко заявила Дина. Триста увидела в дверях Дину и ее маленькую сестру, смотрящих на них через открытую дверь.
– Я со всем справлюсь, – уверила Дина, с заговорщическим видом посмотрев на Эйлсгарта. – Я и не знала, что вы знакомы. Но это просто замечательно. По тому, как ты отреагировала вчера, Триста, я думала, что у тебя какие-то проблемы. Но я не вижу, зачем тебе здесь оставаться. Если дело в работе, ни о чем не волнуйся. Я за всем прослежу.
В глазах Романа мелькнуло хитрое выражение. Он побеждал в своем поединке с Тристой.
– Думаю, мисс Хайнс может помочь.
– Вчера я просто неправильно все поняла, – объяснила Дина, польщенная, что лорд разговаривает прямо с ней. Когда Роман беседовал с девушками, они от смущения часто начинали заикаться и опускали глаза. – Сегодня у нее выходной, а встреча с другом детства – это всегда большое событие.
Он повернулся к Тристе, высоко подняв брови:
– Ты пришла в магазин в свой выходной. Какое трудолюбие! Теперь я понимаю, почему твоя работодательница так тебя ценит.
Проигнорировав эти слова, Триста повернулась к Дине с хмурым выражением лица, смысл которого понять было нетрудно.
– Я обещала твоей матери зайти в мастерскую, чтобы дать ей возможность отправиться по своим делам.
– Но сегодня почти нет посетителей. Я могу обо всем позаботиться, а у нас нет никаких срочных заказов. Я скажу маме, что это была моя идея.
– Вот как, – просиял Эйлсгарт. – Все улажено. Спасибо, Дина.
– Но...
– Мы только выпьем кофе, – сказал Эйлсгарт.
Видя, что против нее собралась целая коалиция, Триста извинилась и поспешила в туалетную комнату, чтобы привести в порядок волосы. При помощи расчески и воды удалось уложить их чуть теснее, за исключением нескольких завитков, которые никак не удавалось приколоть заколками. Кусать губы и щипать щеки не понадобилось – ее лицо уже залилось краской. Проверив, как на ней сидит платье, Триста опустила руки.
Что изменится, если ее одежда будет не в порядке? Она ведет себя глупо, как Дина. Ей совсем не нужно быть привлекательной для этого человека.
Но женское тщеславие глухо к доводам логики. И потому Триста еще раз поспешно пригладила волосы, туже натянула шляпу на голову, чуть сместив ее под углом и закрепив булавкой. Она подняла плечи и глубоко вдохнула, прогоняя напряжение. Теперь она могла войти в комнату и с равнодушным видом сообщить, что готова.
Кофе, сказала она себе. Это будет только кофе.
– Расскажи мне о себе, – попросил Роман, опираясь на локти.
Триста опустила глаза, не желая смотреть на него. Это нежелание Романа явно задело.
Перед ним была какая-то новая Триста, кое в чем совершенно не похожая на прежнюю. Он знал добрую Тристу, знал чувственную, смеющуюся, презрительную. Но чинная, таинственная Триста была для него чем-то новым.
Конечно, не стоило ожидать, что она останется прежней после стольких лет. Жизнь меняет людей, их взгляды и настроение. Он и не ожидал, что она будет ему рада. Их расставание было для них обоих неприятным.
Но почему она выглядит такой... холодной? Совершенно закрытой для него?
Он раньше не чувствовал ничего подобного.
– Мне особенно нечего рассказывать. Я работаю в шляпном магазине. И хочу приобрести его...
– Ты уже это говорила. – Его голос выдавал интерес и нетерпение. Роману хотелось перегнуться через стол и взять ее за руку. Думала ли она о нем? Кем был Фэрхевен? Любила ли она его? Горюет ли о нем, и если да, то о чем больше – об утрате мужа или о расставании с ним, Романом?..
И почему она тогда ушла?
– В целом у меня довольно однообразная жизнь, – сухо произнесла Триста.
– Сколько времени ты вдова?
Она опустила ресницы:
– Очень долго.
Роман замолчал. Он знал, что иногда следует сделать паузу, чтобы собеседник мог собраться с мыслями и начал говорить, не выдержав неловкой тишины. Роман уже не первый раз пользовался этим приемом.
Но Триста только пила свой кофе мелкими глотками. Вдруг она внезапно подняла на него глаза. Они были серыми, обычно светлого и чуть туманного оттенка, но на этот раз, видно, от волнения зрачки расширились и ободки вокруг них стали казаться стальными. Роман внезапно вспомнил, как впивались эти зрачки в него, когда они занимались любовью, и притягивали его, да так, что он был не в силах отвести взгляд. От воспоминаний все его тело захлестнула волна удовольствия.
Роман отвел взгляд:
– Жаль это слышать.
Боже, каким же странным он стал! Он не был знаком с этим человеком и тем не менее готов танцевать от радости, что тот скончался. У него не было никаких шансов с Тристой – она на него почти не глядела. У них все кончилось уже давно. И все-таки он чувствовал ревность.
– Леди Эйлсгарт умерла, – внезапно сообщил он.
– Я знаю. Мне это сказали друзья из пригорода.
– Не моя мать. Я говорю о жене.
– О, – без особого интереса произнесла Триста, – мне жаль.
– Да. Оказалось, что после ее смерти я ничего не получил в наследство от ее отца. Она меня невзлюбила и настроила против меня отца. Она считала, что я испортил ей жизнь, и я остался без единого фартинга, хотя мне и обещали приданое при женитьбе. Разве это не забавно?
– Забавно?
– Ну, смешно. Возможно, это было возмездие.
– Жаль, что она умерла. – Глаза Тристы затуманились, а ноздри раздулись от тяжелого дыхания. – Я вижу, что ты очень о ней горюешь.
– Мне жаль, что она скончалась, но не могу сказать, что это сильно на меня подействовало. Мы не были близки.
– А... у нее... были дети?
Какое-то мгновение Роман молча смотрел на нее.
– Нет. И в значительной степени из-за этого мы стали чужими. Она считала, что детей у нее нет по моей вине. Она была уверена, что у нас нет детей по моей вине. Она вообще считала, что у нее нет недостатков, была высокого мнения о себе и совершенно избалована родителями. Они сочли, что ее смерть вызвана тем, что я не обеспечил ей достойных условий жизни.
