— Дружище, что случилось? О чем ты задумался? Давай присядем и отпразднуем нашу встречу!
Казанова взял гостя под руку. И почему он не переоделся? Да Понте посчитал, что это лишнее. И вот он сидел здесь в ужасном виде: пожелтевший ворот, волосы растрепаны. Словно бродячий пес, которого решили накормить из жалости! Пышный прием, обстановка роскошная — наверное, Казанова специально все подстроил. Чтобы унизить его. Да, было похоже на то. Казанове доставляло удовольствие унижать его. На глазах у прислуги, которая незаметно удалилась, за исключением Паоло, его любимого слуги. Казалось, что приказы Казановы здесь понимали без слов.
— Давай начнем с бутылочки шампанского! Паоло, подай шампанское!
Конечно, шампанское. Стоило Казанове щелкнуть пальцами, как этот беззаветно преданный ему мальчишка был уже тут как тут с шампанским! Одна бутылка, нет, две. Вторую тоже открыли сразу. Звон бокалов! О, превосходный вкус! Еще, он требовал еще. Зачем отказываться? Он хотел пить, пить и больше ничего.
Казанова налил себе сам, не сводя взгляда с да Понте. Каким он стал робким, растерянным, жалким, как будто из надутого еще днем воздушного шара теперь выпустили весь воздух!
— Давай поговорим о твоей опере! Ты так мало о ней сообщил! Расскажи мне о ней! Как ты над ней работаешь?
Да Понте не выпускал из рук свой бокал. Он держал его в правой руке и постоянно вертел левой. Его пальцы все время ласкали и ощупывали бокал, и это было невыносимо.
— Как я над ней работаю? Прямо с начала, с начала. Все начинается со сцены, от которой кровь стынет в жилах.
— Отлично, так и должно быть!
— Ночь, на улицах города никого. Вдруг раздается душераздирающий крик…
— Крик женщины?
— Да, сдавленный женский крик. — Она бежит от кого-то.
— Да, бежит… Откуда тебе это известно?
— Ты днем рассказывал об этом.
— Сегодня днем?
— Сегодня днем.
— Прости, у меня голова идет кругом! После обеда я снова присутствовал на репетиции. Порой приходится репетировать до поздней ночи. Моцарт отпускает актеров только тогда, когда у них от усталости слипаются глаза! Сегодня я сбежал, но завтра Моцарт упрекнет меня за это!
— Пей, Лоренцо, пей! Это пойдет тебе на пользу! Ну, рассказывай дальше о твоем Дон Жуане.
— Да, верно, Дон Жуан… Он не пропускает ни одной юбки. Он давно потерял счет соблазненным женщинам. В Италии их было шестьсот сорок, в Германии — двести тридцать, сто — во Франции, девяносто одна — в Турции…
— Лоренцо, о чем это ты? Тебе шампанское ударило в голову?
— Джакомо, у меня появилась идея, замечательная идея, рожденная шампанским!
— Что же дальше? Что с красавицей, которую он преследует? Она кричит и убегает! Ее кто-нибудь слышит?
— Конечно, да. Ее услышал отец. Ее отец!
— Отец?
— Да, черт тебя побери, ее отец! Он вызывает Дон Жуана на дуэль и погибает.
— Кто? Отец?
— Кто же еще? Конечно, отец!
Казанова обмахивался платком. Этот Лоренцо выводил его из себя. Он заставлял Казанову возвращаться к старой, всем известной истории, казавшейся смешной и нелепой, глупой шуткой, забавой паяца, которую играли разве что в балагане!
Лоренцо негодующе покачал головой.
— Что с тобой, Джакомо? Ты же знаешь сюжет. Зачем тогда задавать такие вопросы? Даже малому ребенку известно, что почти в самом начале Дон Жуан убивает отца донны Анны.
— Насилие над женщиной и убийство уже в самом начале? Я вынужден признаться, что не очень-то помню сюжет.
— Конечно, донна Анна — это имя девушки — выбегает из родительского дома; отец просыпается, вызывает Дон Жуана на дуэль, тот убивает отца и исчезает.
— Исчезает? Куда же?
— О Господи, в ночь, куда-то, растворяется в темноте!
— Куда-то… это не очень удачно.
— Почему же?
— Дон Жуан — главный герой! И он исчезает? Небольшая дуэль — и прощайте, vivamente.
— Да, чёрт возьми! Чтобы… чтобы музыка перешла к донне Анне!
— Музыка?
— Джакомо! Ты думаешь, что я идиот? Музыке нужно время, чтобы перейти к донне Анне, к ее боли и трауру! Она потеряла отца, а это тронет любого, у кого есть сердце! Здесь идет ее ария. Она должна быть именно здесь. Здесь. Тереза выходит на сцену, в самом начале!
— Тереза?
— Тереза Сапорити, она играет донну Анну. У нее самый лучший голос в труппе!
— Самый лучший голос в начале оперы? Да, я понимаю!
Казанова облокотился на спинку стула и достал из кармана флакончик с нюхательной солью. Лоренцо приходилось оправдываться! Это было настоящее наслаждение! Джакомо высмеивал гордость Лоренцо, работу нескольких месяцев. Казанова вертел и крутил сюжет так, что опера буквально трещала по швам! Следовало передохнуть и перейти к ужину.
— Гениально, Лоренцо, теперь я понял твой замысел. Начало оперы действительно гениально! Давай и мы начнем с изысканного блюда — ризотто с трюфелями! А также с красного вина нашей родины «Марцемино».[3]Ты не против?
Но Казанова даже не подождал, когда да Понте ответит, а сразу сделал знак Паоло, чтобы тот принес вино и велел подать ужин. Паоло пришел с двумя бутылками красного вина. Сразу за ним вошла Иоанна с огромным серебряным подносом в форме раковины. Девушка подошла к буфету, оставила поднос там и приблизилась к да Понте с двумя тарелками.
Лоренцо взглянул на девушку и еще крепче вцепился в бокал, который ни на миг не выпускал из рук. Что это за игра? Его снова хотели удивить? Да, эта девушка могла удивить любого! Нежные, алые, полные губы слегка подрагивали. Кажется, они слегка подрагивали из-за того, что красавица боялась допустить какую-то оплошность. Ее темно-каштановые волосы были собраны на затылке, открывая изящную шею, как будто созданную для нежных рук, которые повторяли бы ее линии. Сейчас Лоренцо больше всего хотелось протянуть руку и прикоснуться к этой шее. При свете свечей кожа Иоанны казалась бледно-розовой. Картина настолько потрясла да Понте, что ему пришлось ненадолго закрыть глаза.
— Лоренцо, тебе нездоровится? Посмотри на меня!
Да Понте открыл глаза и взглянул на ризотто. На ослепительно белом рисе виднелись полосы чего-то черного.
— Это трюфели, Лоренцо! Я велел кухарке панировать их в мелко нарубленной куриной печени.
Да Понте попытался взять себя в руки. Он пододвинул стул поближе к столу, но изящный овал лица Иоанны не выходил у него из головы. Девушка медленным шагом направилась к двери. Лоренцо еще раз обернулся, чтобы взглянуть на нее. Ему бросилась в глаза красная лента на синем переднике. Достаточно было всего лишь потянуть, просто потянуть за ленту — и один предмет одежды слетел бы с этой красавицы. Лоренцо взял немного риса. Поначалу блюдо показалось ему безвкусным, даже мерзким, но затем так неожиданно и резко победил аромат трюфелей, словно кто-то открыл дамбу и поток воды хлынул со всей силой.
