— Я и мои мужчины, — улыбалась Эйприл.
— Он похож на меня? — спрашивал Чарли. — Как по-твоему, у него мои глаза?
— Глупости, — смеялась Эйприл, — он моя точная копия.
Выйдя на работу, Чарли решил, что почувствует облегчение. Ни белья. Ни готовки. Но он только и думал, что о цвете глаз Сэма, синих, как новенькие джинсы. Представлял себе лицо сына.
— Займись тут, а я домой, — сказал он десятнику и помчался самым коротким маршрутом. Ворвался в комнату и, не застав Эйприл и Сэма, побежал искать их во всех местах, где они предположительно могли гулять. В парке. На детской площадке. И наконец, в ресторанчике «Джонни Рокет», где они сидели в кабинке. Он запыхался и вспотел, сердце пропускало удары.
— Господи, ты ужасно выглядишь! Заболел? — ахнула Эйприл. Чарли уселся и взял ручонку сына.
— Теперь все лучше некуда, — заверил он.
Семейство Нэшей. Он любил повторять эти два слова. И даже записал их на автоответчик.
«Семейства Нэшей сейчас нет дома!»
Семейство Нэшей ездило в пиццерию по пятницам. Все официантки знали Эйприл и посыпали их пиццу двойной порцией сыра. Женщины ворковали над малышом и поддразнивали Чарли. Семейство Нэшей ездило в кинотеатр для автомобилистов (Кейп-Код — единственное место, где они еще существовали), а Сэм тем временем мирно спал на заднем сиденье. Чарли и Эйприл держались за руки, жевали попкорн и смотрели сдвоенные фильмы. Если последние были не слишком хороши, супруги особенно не возражали. Уходили на пляж, расстилали одеяла под большим зонтиком. Ездили на Манхэттен навестить родителей Чарли, которые обожали малыша и гуляли с ним по Центральному парку, от зоопарка до пруда с утками. Обнимали Эйприл, жаловались, что она слишком худа даже по стандартам Нью-Йорка, а видела ли она, какие чудесные здесь парки? Не подумывает ли вернуться в школу?
— Вот моя школа, — смеялась Эйприл, показывая на Сэма. Когда ее подруга Кейт открыла новую кондитерскую «Блу Капкейк», Эйприл стала там работать по несколько часов в день. Заведение было маленьким и уютным, с деревянными столиками и удобными стульями. И каждый раз, когда приходил Чарли, воздух казался ему пропитанным сахаром. Эйприл привозила Сэма в коляске, и он спал или занимался игрушками. Сама она сидела за столом и ела булочки с чаем и болтала с местными жителями.
Сначала Сэм рос как перекати-поле. В три года он уже читал. В четыре — был лучшим в детском саду, маленький, крепкий мальчишка в футболке с Микки-Маусом, свернувшийся в кресле и пытающийся написать рассказ на листке бумаги синим фломастером, толщиной с его большой палец. Он любил мюзиклы, особенно «Бриолин», и часами пел под игрушечный плеер, купленный ему родителями.
Никто и представить не мог, что эта семья несчастлива. Никто и представить не мог, что Сэм так тяжело болен…
4
Глаза Изабел широко распахнулись. Она глотнула воздуха и закашлялась. Во рту был мерзкий металлический вкус. В глазах все расплывалось: стены, занавески и потолок, крахмальная простыня и вафельное покрывало, наброшенное на нее, голубое пятно на подоле… все кружилось и вертелось. Она долго пыталась всмотреться в два оранжевых блика, прежде чем сумела понять, что это.
— Кувшин, — сказала она. Голос был тонким и слабым, словно проходил через ватный кляп.
Больница. Она в больничной палате.
Изабел попыталась шевельнуться, и боль прострелила ногу. Она едва сдержала рвотный позыв.
Катастрофа. Она едва не погибла в автокатастрофе.
Изабел вновь попыталась сесть и поморщилась. Потянулась к кувшину, но рука схватила воздух. Кто-то переодел ее в больничную рубашку, и ногу грызла боль, но, прежде чем она успела окончательно опомниться, в комнату вошел доктор в ярко-красной футболке под халатом. За ним следовала молодая сестра. При виде Изабел он так ослепительно заулыбался, словно они были старыми друзьями.
— Какой сегодня день? — спросил он.
— Суббота, — предположила она.
— Леди заслужила приз. Вы попали сюда в пятницу.
Его улыбка стала еще шире.
— Вам повезло. Машина всмятку, а вы смогли выбраться и отойти подальше, — жизнерадостно сообщил он.
Она нервно смяла простыню.
— Я отошла от машины?
— О, не смотрите на меня так! Вы скоро поправитесь, Изабел!
Он знал ее имя, а она не имела ни малейшего представления, кто перед ней. Она честно попыталась вспомнить его, вспомнить хоть что-то, но не могла понять, как попала сюда.
— Мои глаза! — выпалила она, панически озираясь. — Все двоится.
Он кивнул так небрежно, словно она сообщила, что пообедала жареным цыпленком. Вынул из кармана фонарик и посветил ей в глаза, а когда она испуганно отпрянула, медсестра положила руку ей на спину и удержала на месте. Доктор выключил свет и сунул фонарик в карман.
— Вы ударились головой. Мы сделаем анализы. Завтра, если зрение восстановится, можете ехать домой.
— Что случилось с людьми в другой машине? — спросила она.
Изабел видела их, женщину в красном и бегущего мальчика.
— Какие люди? — спросил он, осматривая ее ногу. — Синяки через неделю пройдут.
— Люди в другой машине. Что с ними случилось?
Он что-то записал на планшетке.
— Вам придется спросить их доктора.
— Кто их доктор? — допытывалась она, но он резко повернулся и вышел из комнаты.
— Подождите!
Изабел схватила медсестру за рукав:
— Не могли бы вы принести мне газету?
— Вам нельзя напрягать глаза. Лучше попытайтесь отдохнуть, — покачала головой сестра и погладила Изабел по плечу.
— Кто-нибудь прочитает… — начала Изабел и, увидев лицо сестры, выпалила: — А телевизор? Пусть принесут телевизор!
— Я кого-нибудь пришлю, — пообещала сестра и мгновенно исчезла.
Ночью Изабел спала урывками, качаясь на волнах болеутоляющего. Снилось, что она замерзает в Сибири. Какие-то люди закапывали ее в снег, и она не могла шевельнуться.
Она снова проснулась. Сестры обкладывали ее льдом.
— Нужно снизить температуру, — пояснила одна.
— Где они? — прохрипела Изабел.
— Уверена, что родные придут к вам утром, — ответила сестра. Изабел почувствовала укол в руку. Она сопротивлялась, стараясь не заснуть, но мир снова стал белым и холодным. А когда проснулась, жара не было и лоб оставался сухим. Кто-то ее переодел и сменил простыни. Но в глазах по-прежнему двоилось, и в висках пульсировала боль.
Пришедший офтальмолог вела себя столь равнодушно, что Изабел оскорбилась.
— Следите за пальцем, — велела врач, так быстро вертя рукой, что у Изабел закружилась голова. — Сложите указательные пальцы.
