Книга Океан Безмолвия - Катя Миллэй

Джош

До конца дня эту девчонку я больше не видел. Мысленно я поносил себя на чем свет за то, что раскрыл свой дурацкий рот. Была бы на то причина, тогда, может, и стоило вмешаться, но девчонка беспомощной не выглядела. Может, я просто не хотел, чтобы в тех стервах она обрела себе врагов. Может, просто хотел, чтобы Сара заткнулась, потому что она, я знаю, на самом деле лучше, чем кажется. Может, просто хотел, чтобы эта девчонка еще раз взглянула на меня.

Коридоры пустеют. Я иду в глубь здания, против потока учеников. Хочу добраться до театрального кружка прежде, чем запрут двери, — чтобы забрать оставленный там уровень. Вечером он мне еще понадобится. И потом, я все равно не хочу оставлять его в реквизитной на ночь. Это мой инструмент. Раньше принадлежал отцу. Старый, деревянный, архаичный, но другим я пользоваться не стану. Если оставлю его в школе, еще, чего доброго, куда-нибудь денется. Рисковать не хочу, потому и иду за ним.

Наконец я в реквизитной. Уровень там же, куда я его положил, — на незаконченном стеллаже, который я мастерю уже неделю. Проверяю свою работу, проводя ладонями по краям полок. К среде доделаю. Можно было бы потянуть и до пятницы, но я надеюсь, что мистер Тернер раньше закончит читать вводный курс. Очень уж хочется поскорее вернуться в мастерскую и заняться чем-то более интересным, чем полки. Я беру свой уровень и возвращаюсь на парковку.

Я уже почти у своей машины и вдруг слышу, как меня кто-то окликает.

— Беннетт! Джош! — Дрю почти сразу же исправляется. Знает, что выставляет себя идиотом, обращаясь ко мне по фамилии. Он стоит в следующем ряду автомобилей, причем в компании. Дрю редко бывает один, поэтому я не удивляюсь, видя рядом с ним какую-то девчонку. Его поза мне хорошо знакома. Он стоит, прислонившись к машине, изображает полнейшее равнодушие, а сам пытается придумать, как бы ему проторить прямую дорожку в трусы девчонки, под ее рубашку или юбку. Как получится.

Удивляет другое: девчонка, с которой он разговаривает. Я узнаю ее с полувзгляда. Сумасшедше-длинные черные волосы, облегающее черное платье, едва прикрывающее задницу, да и грудь тоже, черные шпильки, черное дерьмо вокруг глаз. А в самих глазах, когда она глянула на меня, злость. По мере моего приближения выражение ее лица, обычно непроницаемое, меняется. Перемена едва уловимая, мало кто сумел бы заметить, потому что изменился один лишь взгляд, но я вижу разницу. Взгляд теперь не пустой. Она раздражена, и, если не ошибаюсь, раздражена на меня. Я не успел рассмотреть ее лицо: она уходит до того, как я подхожу.

— Позвони! — вдогонку кричит ей Дрю через плечо. Он смеется, будто сказал что-то смешное.

— Ты ее знаешь? — спрашиваю я, кладя свои учебники и уровень на крышу его автомобиля. Парковка уже почти пуста: утром на въезде в школу всегда пробка, но во второй половине дня все быстро разъезжаются.

— Планирую узнать, — отвечает Дрю, не глядя на меня. Он все еще смотрит вслед девчонке. Я игнорирую его двусмысленность. Если б я откликался на каждый его намек с сексуальным подтекстом, мы не могли бы говорить ни о чем другом. Впрочем, тогда, наверно, он был бы счастлив.

— Кто она?

— Некая русская цыпочка. Настя. Фамилию я не научился произносить. Я уж начал беспокоиться, что теряю хватку, потому что она мне не отвечает. Но, похоже, она вообще ни с кем не разговаривает.

— Тебя это удивляет? У нее же на лбу написано: я ни с кем не хочу общаться. — Я беру с крыши машины уровень, кручу его в руках, наблюдая, как вода внутри переливается из одного конца в другой.

— Ну да. Только не в этом дело. Она вообще не разговаривает.

— Вообще? — Я скептически смотрю на него.

— Вообще. — Дрю качает головой, самодовольно лыбится.

— Почему?

— Понятия не имею. Может, английского не знает. Хотя, кажется, «да», «нет» и все такое она вполне способна выражать. — Он пожимает плечами, словно это сущий пустяк.

— Откуда знаешь?

— Так мы с ней в одном классе по риторике. — Он усмехается. И впрямь парадокс. Я не отвечаю. Пытаюсь переварить информацию. А Дрю продолжает: — Я не жалуюсь. Зато у меня есть возможность обрабатывать ее каждый день.

— По-моему, не очень хороший признак. Значит, точно теряешь хватку, — невозмутимо замечаю я.

— Бред, — говорит он со всей серьезностью, глядя на часы. Его лицо снова расплывается в улыбке. — Три часа. Пора домой. — С этими словами он запрыгивает в свой автомобиль и уезжает. А я стою на парковке и думаю о рассерженных русских девчонках и черных платьях.