— Она такая странная, как будто начинающая балерина. Идет и пол носками туфель щупает.
— Иди ко мне, психолог, — рассмеялась Сима и чмокнула подошедшего сына в стриженую макушку. — Тетя Вера и в самом деле как раз сейчас разучивает сольную партию в балете «Новая жизнь». А что ты еще новенького в ней заметил?
Кирилл, как человек ответственный, задумался.
— Со стороны кажется, что к ее туловищу приставили другие ноги.
— Молодец! — удовлетворенно кивнула Серафима, отпуская рвавшегося из рук сына — он, как всегда, торопился. — Возможно, я начала обновление не с той части тела.
Она послушала, как сын мчится по лестнице вниз — большинство жилых комнат было на втором этаже Симиного особняка, — и задумчиво добавила:
— Все-таки надо было начать с головы. Вернее, с лица, потому что голова у нее — самое проблемное место.
Глава 5
— Дорогая! — воскликнул Володька, заходя к ней сразу же после ушедшего Кирилла. — Что ты сделала с Верой?
— Хочешь сказать — тебе не понравилось?
Она нарочно оттягивала время, не объясняя, чтобы выговорились все ее мужчины. По крайней мере поподробнее объяснили бы ей свои впечатления от вида изменившейся Веры.
— Удивило до глубины души. Я думал, у нее и ног-то нет. Так, палочки для поддержки туловища. Такое впечатление, что ты откопала из снега нижнюю часть прекрасной статуи…
— Любишь ты красивости, Сумятин, — буркнула Сима, однако довольная собой.
— Ты меня перебила. — Володьке нравилось ее внимание, потому он не мог обойтись без театральных жестов. — Я хотел сказать, а поднимешь глаза повыше… Вах, какие ноги испортила!
— Подожди, дай срок… — загадочно произнесла Серафима и взглянула на Володьку своими серо-зелеными глазами.
Что за женщина! Каждый раз, когда он на нее смотрел, всегда желал. И ведь не скажешь, что красавица, но все в ней так живо, так женственно, такое очарование исходит от каждой черточки ее лица, плавного движения рук… Да что там говорить! Даже гипс на ее ноге выглядит донельзя эротично…
— Володька, ты хотел виноград подвязать, — напомнила Сима, уловив его жадный взгляд.
— А чем подвязывать?
Он надеялся, что она забыла приготовить, и он под шумок станет ей помогать, слово за слово, она женщина добрая, не станет его мучить. Жестоко не напоить умирающего от жажды…
— Вон, в кресле целая куча тряпочек, я приготовила.
Никогда ничего не забывает! Прокурор, а не женщина.
Но вообще-то Володька работать любил. Он только не любил, когда Сима старалась его куда-нибудь услать. С глаз долой. Ему тогда становилось тоскливо, и он понимал, что любимая женщина не слишком им дорожит, а он готов был для нее сделать все, что угодно. Или почти все. Потому что бросить пить у него не получалось. Он старался держаться, но потом наступали такие вот минуты, когда равнодушное лицо Симы наводило на мысли о том, что он, Владимир Сумятин, не нужен не только ей, вообще никому. Вот возьми он сейчас и умри — кто о нем заплачет… Разве что парочка бывших любовниц. После него на земле даже его генного набора не останется. Жизнь Сумятина в детях не продолжится, потому что у него нет детей!
Наверное, он давно бы ушел из этого дома, но стоило ему отойти даже недалеко, как неодолимая сила тянула его обратно. И уже забывался двухкомнатный рай, который сулила ему некая молодая женщина по имени Алла, работавшая с ним в одной фирме, к ней назло Симе иной раз подумывал уйти Володька.
Ей-то, может, он будет и нужен, да она ему не нужна. Разве можно сравнить Аллу и Симу? Эти две женщины — небо и земля, настолько разные. И если Алла может перед ним унижаться, заглядывать в глаза, уговаривать, то Симе достаточно пальцем поманить, и Сумятин к ней побежит…
— Она тебя не ценит, — шептала Алла змеей, когда замечала такую вот грусть в глазах Сумятина, — а я бы с тебя пылинки сдувала… Она подлая, она тебя у меня украла.
Сумятин в глубине души джентльмен, он не мог сказать женщине, что она выдает желаемое за действительное и никогда он ей не принадлежал. Разве можно украсть не твое?
Она постоянно возле него крутилась, выдумывая порой самые смешные предлоги, чтобы просто с ним заговорить.
— Пылинки сдувать!.. Хочешь сказать, я такой грязный, что даже пыльный?! — как-то рассвирепел Володька. Конечно, не от такого предположения, а от того, что она ему просто надоела.
— Нет, я же не в том смысле, — испугалась Алла, — я хотела сказать… люди так говорят, ты что, не понимаешь, что ли!
Почувствовала, что он нарочно ей грубит, и тоже рассердилась. Правда, тут же спохватилась. Нельзя было ей сердиться. По крайней мере до тех пор, пока ей не удастся приручить этого дикого, шалого мужика.
Вот так в этой жизни плохо всем, а если бы он мог оторваться от вредной Серафимы, кто знает, может, и нашел бы свое счастье. Взаимное.
Он подвязывал виноград, когда услышал, что у калитки кто-то звонит. И вышел открыть.
Все ясно, очередная подружка. Он и забыл, как ее звать. А может, и не знал. Распахнул калитку и свои объятия, вроде страшно рад.
— Проходите!
— А я думала, мы будем на ты, — проворковала та.
Все они пытаются с ним заигрывать. Видела бы Серафима… А впрочем, ей все равно. Она как будто не знает, что такое ревность. Он бы на ее месте таких подруг гнал поганой метлой. Вот сейчас заговори с этой Таней, намекни ей на то, что можно было бы неплохо провести время, и она поведется. Не вспомнит даже о такой подруге, как Сима.
— Танюша, как я рада!
Значит, ее Татьяной зовут. Володька довел ее до комнаты, где Сима лежала, и испарился. Услышал только завистливое:
— Какой у тебя мужик хозяйственный! Я и не знала, что ты замуж вышла.
— А я и не вышла, — посвятила ее в свои дела Сима. — Это мой бойфренд. Или, как теперь говорят, гражданский муж.
— Симпатичный. И где ты таких находишь? Причем сразу видно, что руки у него растут оттуда, откуда нужно.
А Сумятин как раз вышел к калитке с секатором, и из кармана полоски ткани для подвязки лозы торчат — их Сима нарвала из старой наволочки. Вот пусть и послушает, как другие бабы про ее мужа говорят. Может, задумается, начнет ценить?
С Татьяной Великановой Сима работала в сетевом маркетинге. Продавала желающим косметику «Мэри Кей».
И когда та пришла, чтобы ее проведать, очень удивилась. Они не виделись года два, с тех пор как Татьяна приносила ей косметику.
— Распродаю запасы, — призналась она тогда, — своим подругам — с самой большой скидкой.
Теперь Татьяна, как выяснилось, вернулась в школу, где она прежде работала учительницей математики.
Внешне Таня была не самой эффектной женщиной, но при этом доброй и беззлобной, и Сима ей откровенно обрадовалась.
