— Это ничего не изменит. Проклятая крыса беспокоится только о своем кармане.
— О ком ты говоришь, папа? Кто он?
— Пирс Торнтон, кто же еще?
— Торнтон? Джентльмен, которого мы встретили на скачках?
— Это не джентльмен. Это паразит, высасывающий деньги у джентльменов,
— Ты, кажется, говорил, что он твой компаньон?
— Век бы не видеть этого компаньона! Проклятый мошенник!
— Ничего не понимаю.
— Тебе и не надо понимать, — взорвался маркиз. — Какого черта ты здесь торчишь? Мама сказала, что ты ушла гулять.
Дафна побледнела:
— Да, да, я уже иду, папа. Извини, что побеспокоила тебя.
. Она выскользнула из дома и почти бегом направилась в поселок, замедлив шаги только тогда, когда заметила викария с конвертом в руке. Он о чем-то разговаривал с посыльным.
— Ваше преподобие! — — негромко окликнула она.
— Дафна! Какой приятный сюрприз! — Он протянул
несколько пенсов мальчишке-посыльному и сложил коиверт. — Спасибо, дружок.
— Благодарю вас, сэр, — Поклонившись, посыльный вскочил на коня и уехал.
— Что там, викарий? — спросила Дафна затаив дыхание.
— Наверное, ты знаешь ответ лучше, чем я, — усмехнулся викарий.
— Это имеет отношение к ограблению нашего дома, так ведь?
— Совершенно верно.
— Скажите мне скорее, викарий, сколько денег он им оставил? Викарий покачал головой:
— Ты не перестаешь удивлять меня, Подснежник! Ни за что не подумаешь, что был ограблен ваш дом.
— Сколько?
— Десять тысяч фунтов.
— Не может быть! Драгоценности и серебро едва ли стоят половину этого.
— Тем не менее именно столько нашел директор работного дома у себя на столе в оловянной чаше, о чем и сообщил мне в письме. Странно, однако, что на этот раз к деньгам была приложена записка с угрозой.
— Угрозой? Какой угрозой? Викарий развернул письмо:
— Разбойник потребовал, чтобы деньги использовались строго по назначению. Если ему станет известно, что хотя бы один шиллинг пропадет, он угрожает вернуться.
— Викарий, а вы хорошо знаете директора работного дома в Лестере? — В голосе Дафны сквозило беспокойство.
— Вполне. В отличие от прежнего директора, мистера Баррингса, умершего пять лет назад, он известен как человек, достойный во всех отношениях. Постой-ка, а откуда тебе известно, где разбойник оставил деньги?
Дафна замялась:
— Потому что… Потому что он обещал мне. — Кто?! Сам разбойник? — Да.
Викарий быстро огляделся по сторонам и, понизив голос, сказал:
— Давай-ка, милый Подснежник, поговорим об этом в более укромном месте. — Он повел ее в свой маленький дом при церкви.
Узнав все подробности, викарий сокрушенно покачал головой:
— Я не осуждаю тебя, Подснежник, но ты хотя бы отдаешь себе отчет в том, какому риску ты подверглась?
— Да, викарий, но скажу честно, что я повторила бы это снова, если бы представилась возможность. Викарий снова вздохнул:
— Как твоя мать? С ней все в порядке?
— Да, слава Богу, папа настолько взбешен, что ни на кого не обращает внимания. Разве что на Пирса Торнтона.
— Пирс Торнтон? Джентльмен, которого вы видели на скачках? Не понимаю.
— Я и сама не все понимаю. Помните, я говорила вам, что папа как-то странно ведет себя по отношению к нему?
— Да, помню.
— Так вот, когда я уходила из дому, папа проклинал Пирса за то, что тот требует с ним немедленной встречи.
— Проклинал, но отказать не посмел?
— Да.
— И как ты думаешь — почему?
— Вероятно, долги.
— Хардвик так сказал?
— Нет, но это очевидно.
— Незнатный человек, которого твой отец явно ненавидит и который, как ты упомянула, весьма не глуп, — размышлял викарий вслух. — Очень странно.
— Папа считает, что он чрезвычайно жаден и эгоистичен — свойства, которые он приветствует у своих знакомых, но только не в этом случае.
— Бог знает. Подснежник, имеет ли это какое-нибудь значение?
— Да, викарий, имеет, и очень большое, интуиция подсказывает мне это.
Глава 5
— Маркиз велел подождать вам в кабинете, — сухо доложил слуга.
— Велел подождать? Очень мило с его стороны. Проводите меня.
Оказавшись в холодной, тускло освещенной комнате, Пирс усмехнулся: «Видать, я не очень желанный гость, но, клянусь, я заставлю маркиза быть повежливее, и очень скоро».
Пирс плеснул себе бренди и поудобнее устроился в кресле.
Трэгмор заставил себя ждать добрых полчаса.
— Здравствуйте, Торнтон. Сегодня у меня очень много дел, я очень тороплюсь… — Маркиз взглянул на Пирса и на секунду потерял дар речи. — Что вы себе позволяете, Торнтон?
— Хм? — Пирс оторвался от газеты и взглянул на Трэгмора поверх своих ног, покоящихся на столе. — Это вы, Трэгмор? Я только что прикончил свой бренди. Не плеснете ли еще немного? — И он протянул пустой стакан.
Лицо Трэгмора покрылось красными пятнами.
— Почему вы хлещете мой бренди? Почему вы развалились в моем кресле, задрав на стол грязные ноги? — Маркиз угрожающе сжал кулаки и двинулся к Пирсу.
Как тигр, которому бросили вызов, Пирс мгновенно оказался на ногах, глаза его сузились, в них зажегся огонь, заставивший Трэгмора остановиться.
— Мой стол? Мой бренди? Послушайте меня, Трэг-мор, и зарубите себе на носу; в этом доме нет ничего вашего. Все, что здесь есть, принадлежит мне. И благодарите Бога, что у меня мягкое сердце, иначе вы бы уже давно оказались на той помойке, с которой, как вы утверждаете, явился я. Но не испытывайте мое терпение! Прикажите слугам… моим слугам, чтобы они не корчили кислые рожи при моем появлении, а сами потрудитесь выбирать выражения, иначе, клянусь, мое терпение может быстро иссякнуть.
К концу тирады Пирса красное лицо Трэгмора стало зеленым от страха. Придя в себя, он взял протянутый стакан и налил бренди.
— Простите меня, Торнтон, я несколько погорячился. Меня тоже можно понять: сегодня ночью я был ограблен.
— Вот как? — Пирс постарался изобразить на своем лице сожаление. — И что же у вас пропало?
— Все деньги из бюро, столовое серебро и жемчужное ожерелье Дафны.
— Та самая дешевая подделка? Трэгмор, стиснув зубы, промолчал.
